16:23 Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона | |
| Договор Договор – соглашение двух или нескольких лиц на определенное решение или совершение определенных действий (duorum pluriumve in idem placitum consensus – определение римских юристов), служит в общественной жизни источником обязательств, нравственных или юридических, смотря по тому, возможно или невозможно прямое принуждение к их исполнению. В качестве такого источника. Д. считается основным связующим элементом общественного союза, ибо, как говорят с древности, общество не могло бы существовать, если бы взаимные соглашения людей не исполнялись. В жизненных отношениях людей нет сферы, где Д. не играл бы той или иной роли: международные, политические, гражданско-правовые и просто бытовые отношения одинаково и в наиболее существенных своих сторонах опираются на Д., как на санкцию вытекающих из них прав и обязанностей. Трудно сказать, где больше юридическо-творческая роль Д. – в современной жизни или в истории. Слабость государственного союза, неразвитость международного права, недостаток объективных норм в организации имущественных и семейных отношений – явления особенно свойственные ранним эпохам истории – только распространяют сферу приложения Д. Для начальных ступеней общественного развитая современными историками права, несмотря на отрицание ими теорий так называемого «общественного Д.», организующая роль Д. настойчиво подчеркивается. В древнем обществе, по их мнению, «возникновение законодательства, уголовно-судебной расправы, гражданского процесса, должностного состава, также как и самая идея публичной защиты права – примыкают к Д.; точка зрения Д. лежит в основании государственного общения и все международное право разлагается на Д.» (Иеринг). Естественным, поэтому, представляется тот интерес, который возбуждает в себе вопрос о т. н. обязательной силе Д. – о том, что именно в договорном соглашении является тем могущественным стимулом, который заставляет людей исполнять его только в силу данного слова, в силу факта выраженной воли? В философскоюридической литературе ответ на него, однако, далеко не соответствует этому интересу, так как пред нами проходит ряд мнений, в том или ином пункте подлежащих серьезным возражениям. Новейшие исторические исследования в области Д. в корне подрывают теорию, до сих пор производившую наиболее сильное впечатление – теорию, по которой Д. является непосредственным выразителем человеческой свободы. С точки зрения этой теории, нет ничего более согласного с свободой. как следовать решениям, возникшим из проявлений свободной воли личности и создавшим то или иное отношение к свободной воле других личностей; свобода собственного решения соединяется, при этом, с необходимостью согласовать свои действия с действиями других людей, установления тем самым ту необходимую границу свободы, которую и называют правом. В опровержение этой теории, упомянутые исторические исследования доказывают полную совместимость договорной формы юридических отношений с господством принуждения и даже прямого насилия, вскрывая вместе с тем ряд исторических форм Д., свидетельствующих об изменчивости его структуры, в зависимости от изменяющихся условий общественной жизни. Как раз в ту эпоху, когда творческая роль Д. является, по-видимому, наибольшей, – в раннем обществе, -Д. принимает форму так называемого формального контракта, отличительную особенность которого составляет не только торжественность произносимых при заключении Д. слов и совершаемых действий, но и то, что в этой торжественной форме и в связываемых с нею юридических последствиях выступает на первый план полная подчиненность одного контрагента (должника) воле другого (кредитора). Символика многих ранних Д. есть символика рабства, которое является необходимым юридическим следствием Д., раз он не исполнен должником, а стимул, побуждающий к заключению Д., в раннем обществе, есть желание избежать еще большей опасности – смерти или грабежа, обычных выражений древней мести. – На следующей ступени развития – в т. н. реальном контракте – момент свободы воли и соглашения отступает перед имущественным обеспечением, сопровождающим с обеих сторон заключение Д., согласно с чем и договорный иск, вытекающий из реального контракта, на первых порах совершенно отсутствует, заменяясь штрафным иском из правонарушения, т. е. невозврата или повреждения имущества, служившего обеспечением договора. – Лишь на ступени консенсуального контракта, основанного на соглашении и доброй совести и независимого в своей юридической силе как от внешней формы, так и сопровождающего или не сопровождающего его обеспечения, – на первый план выступает личная воля и свобода соглашения; вместе с взаимным доверием сторон, покоящимся на нравственной основе. Эту форму господствующая в юриспруденции философская теория и взяла исходным пунктом своих рассуждений, верных, поэтому, лишь в приложении к одной стадии развития Д. и; след., далеко не выясняющих поставленного вопроса. Невыясненность основного вопроса прямо отражается и на том, что называют юридической конструкций Д., т. е. на установлении и развит принципов, по которым оцениваются договорные сделки в законодательствах и судебной практике. На господствующую форму этой конструкции оказала сильное влияние только что разобранная теория Д., как непосредственного проявления свободы человеческой воли. Соглашению и субъективным его условиям она придает главную или даже исключительную роль, отодвигая на задний план или совсем отрицая влияние объективного фактора правообразования – принудительной нормировки гражд. правовых форм со стороны гражданско-правовой власти. По субъективной стороне Д. господствующая конструкция оценивает и все юридические его последствия, приписывая юридическое значение только тому, чего желали стороны, заключившие Д. и действовавшие при этом добросовестно, и не обращая внимания на то, в каком отношении стоят эти желания и действия сторон с объективным порядком правоотношений, с наиболее целесообразным, в данную минуту, направлением гражданского оборота. Крайние выразители этого мнения придают самому факту Д., независимо от содержания отношений, вызвавших его к жизни, безусловную и решительную силу: «абстрактные» Д. или обязательства признаются ими столь же действительными, как и конкретные. В какой степени эта точка зрения неудовлетворительна, было уже отчасти показано в ст.: «Воля в обл. гражд. права». По отношению к Д. специально следует прибавить, что ряд современных форм Д. совсем не укладывается в форму этой конструкции (напр. т. н. Д. в пользу третьих лиц; см. ниже), а некоторые Д., к ней подходящие, заключают в себе, вместе с тем, и элементы ей чуждые, а именно принудительное воздействие государственной власти (Д. личного найма, перевозки по железным дорогам и ч. д.). Количество относящихся сюда «исключений» так велико и они так существенны, что со стороны целой группы писателей давно уже выставлен другой принцип юридической конструкции – объективное основание Д., его causa, как говорили римляне. У английских писателей эта последняя точка зрения выдвинута с особенной силой, как и вообще принцип объективной оценки юридических сделок. Теперь на их сторону начинают переходить и немецкие писатели (Гартман), у которых до сих пор господствовала первая теория, за очень небольшими исключениями (Шлоссман). Положительные законодательства, поскольку она не находятся под непосредственным воз действием защитников первой точки зрения (саксонское уложение, новый проект общегерманского уложения), не исключают вполне действий объективного фактора, отвода ему некоторое, хотя и недостаточно широкое место (французский кодекс, art. 1131, и русский Св. Зак., в ст. 1529 т. X, ч. 1-й, гласящей, что «Д. недействителен и обязательство ничтожно, если побудительная причина к заключению оного есть достижение цели законами воспрещенной»). В порядки отношений, регулируемых «свободным Д.» и «свободной конкуренцией», некоторые современные писатели видят явление, подлежащее коренным исправлениям в дальнейшем развитии общественной жизни. Основываясь, с одной стороны, на отмеченной выше исторической изменчивости структуры Д., с другой – на потребностях современной социальной и экономической жизни, они отказывают Д. во всякой принудительной силе, считая его лишь формой отношений, содержание и последствия которой устанавливаются в зависимости от изменяющихся исторических условий и подлежат прямому воздействию объективных факторов правообразования. Неопределенность конструкции Д. стоит также в связи с невыясненностью роли, принадлежащей в современном праве другому источнику обязательств – так назыв. «одностороннему обещанию». Вообще эта чрезвычайно важная область гражданскоправовых отношений нуждается в коренном пересмотре как в литературе, так и в законодательствах, как между прочим, показывают споры, возникшие по поводу организации ее в новом проекте обще-германского уложения. Обзор философских теорий об обязывающей силе Д. см. у Чичерина, «Собственность и государство», I, гл. IV. Для истории Д., кроме курсов истории права отд. государств, см. Pernice, «Marcus Antistins Labeo», I, 400 сл.; Ihering, «Das Schuldmoment im romisch. Recht»; Esmein, «Etudes sur les contrats» (Пар. 1883); Holmes, «The common law» (Л., 1882). Догматическое изложение – в курсах пандект и гражданского права отдельных государств: затем Schlossmann, «Der Vertrag» (Лпц., 1876); Hartmann, «Die Grundprinzipien der Praxis des Englisch-Amerikanischen Vertragsrechts gegenuber der deutsch. gemeinrechtl. Vertragsdoktrin» (Фрейб. 1891); В. Нечаев, «Теория Д.» (Юридич. Вестн. 1888 г. № 10), Biermann, «Rechtszwang zum Kontrahiren», в «Jahrbucher fur Dogmatik», XXXII (1893). В. Нечаев. Додэ Додэ (Альфонс) – известный франц. романист, род. в Ниме 13 мая 1840 г. Окончив курс лицея в Лионе, он прослужил два года учителем в Алэ. Первые стихотворения Д. напечатаны в лионских газетах, когда будущий романист был еще воспитанником лицея. В 1857 г. Д. прибыл в Париж попытать счастья на литературн. поприще. В Париже он дебютировал сборником стихотворений «Les Amoureuses»; одно из них, «Les Prunes», обратило внимание критики на даровитого юношу. В «Figaro» появился, затем, очерк «Les gneux de province», в котором Д. обрисовал плачевную участь провинциальных педагогов. В этом очерке сказались уже главные отличительные черты Д. – наблюдательность, уменье придавать выпуклость образам и описаниям, блестящий стиль, большая впечатлительность. В 1859 г. Д. издал второй том стихотворений: «La double conversion», в 1861 г. – сборник рассказов, под общим заглавием «Le chaperon rouge». В. течение пяти лет, до 1865 г., Д. занимал должность личного секретаря герцога де-Морни; близкое соприкосновение со многими деятелями второй империи обогатило запас его наблюдений. Во время осады Парижа он зачислился в пехотный батальон и участвовал во многих стычках. В 1874 г. он начал писать критические фельетоны в «Journal Officiel». С 1862 г. Д. работает для театра; пьесы его, большею частью переделанные из его же романов и не имевшие особенного успеха, ставились в следующем порядке; «La Derniere Idole» (1862), «L'Oeillet blanc» (1865), «Les Absents» (1865), «Le Frere aine» (1868), «Le Sacrifice» (1869), «Lise Tavernier» (1872), «L'Arlesienne» (1872), «Fromont jeune et Risler aine» (1876), «Le Char» (1877). «Le Nabab» (1880), «Jack» (1881), «Les Rois en exil» (1883), «Sapho» (1885), «Numa Roumestan» (1887), «Tartarin sur les Alpes» (1888), «La lutte pour la vie» (1889), «L'Obstacle» (1890). Некоторые из них написаны в сотрудничестве с другими драматургами. В 1866 г. Д. поместил в «Evenement» серию рассказов, под заглавием «Lettres de mon moulin»; эти рассказы, подписанные псевдонимом: «Gaston-Marie», принадлежат к числу лучших произведений Д. Ирония и юмор удачно оттеняются легкою дымкою скорбного чувства, трогая читателя и, вместе с тем, возбуждая невольную улыбку. «Le Petit Chose» (1868) – фантастическая автобиография, первый из романов Д. «Les lettres a un absent», вызванный войною 1870 – 71 г., проникнуты патриотическою скорбью. Д. описывает с негодующим пафосом ужасы войны а насилия торжествующих неприятелей. «Aventures prodigieuses de Tartarin de Tarascon» (1872) – чрезвычайно популярное произведение Д. В лице героя остроумно осмеяно самохвальство французских южан. Забавное повествование изложено несколько цветистым стилем; в нем как бы отражаются свойства Тартарена и его подвигов. «Les petits Robinsons des caves ou le siege de Paris raconte par une petite fille de huit ans» (1872), «Contes du lundi» (1873), «Contes et recits» (1873), «Robert Helmont, etudes et paysages» (1874) и «Les Femmes d'artistes» (1874) предшествовали следующему большому роману Д., «Fromont jenne et Risler aine» (1874), имевшему большой и вполне заслуженный успех. Особенно удалась Д. фигура Сидони – одной из тех бессердечных хищниц, которых воспитывает искусственная, лихорадочная жизнь большого города, с ее контрастами между неустанным трудом и вечною праздностью, между роскошью и нищетою. «Jack», история заброшенного ребенка и рабочего поневоле, представляет целую галерею неудачников (rates), отбросов современной культуры. «Le Nabab» (1878) дает яркую картину парижских нравов времен второй империи. Этот роман вызвал оживленную полемику, потому что в главных его фигурах нельзя было не найти сходства с герцогом Морни и одним из депутатов законодательного корпуса (Бравэ). Несправедливо было бы, однако, ставить это сходство в вину Д.; в Мора и Жансуле отразились только некоторые, и притом наиболее симпатичные черты их прототипов. В «Набабе», как и в других романах Д., нет ни портретов, ни карикатур; материал, взятый из действительности, переработан художественно и свободно. В «Rois en exil» (1879) только с большой натяжкой можно узнать того или другого из падших монархов нашего времени, в «Numa Roumestan» (1880) – того или другого из французов-южан, сделавших быструю парламентскую карьеру. Если возможен был спор о том, с кого срисован Руместан – с Гамбетты или с Нюма Бараньона, то именно отсюда следует заключить, что моделью для Д. не послужил ни тот, ни другой. В «Evangeliste» (1883) и «Sapho» (1884) размах дарования Д. менее широк, потому что менее широки избранные им темы; последнему роману не чужда морализирующая тенденция, еще более заметная в «Rose et Ninette» (1891). «Tartarin surles Alpes» (1886) и «Port Tarascon» (1890) – продолжение комической эпопеи, составляющей, очевидно, одно из излюбленных детищ Д. В «Immortel» (1888) враждебное отношение автора к франц. акд. выразилось с раздражительностью, вообще несвойственною Д. В развитии его таланта, с половины восьмидесятых годов, наступил, по-видимому, застой или даже регресс, зависящий, быть может, от быстро слабеющего здоровья. Достаточно, впрочем, и первых пяти или шести его романов, чтобы отвести ему видное место между современными франц. романистами. Некоторыми сторонами своей писательской манеры он бесспорно принадлежит к натуралистической школе. Он стремится к верному и полному воспроизведению действительности, тщательно подмечает и собирает факты, ничего не скрывает и не подкрашивает, не отступает перед изображением грязного и пошлого, избегая только усиленного его подчеркиванья. Другая черта, общая Д. с корифеями новейшего франц. романа, заключается в погоне за четким, живописным, своеобразным словом. Он не так требователен в этом отношении, как. Флобер, не так нервно прихотлив, как Гонкур, не так щедр на технические термины, как Зола – но столь же не расположен, как и они, к проторенным дорогам и шаблонным выражениям. Отличается он от своих сверстников в области романа преимущественно тем, что вовсе не претендует на спокойствие и бесстрастие, на научную объективность или артистическое служение форме, одной только форме. Подобно Диккенсу, с которым его часто и не без основания сравнивают, он любит или ненавидит своих героев, живет их жизнью и часто говорит не только их устами, но прямо от своего лица, вопреки одному из главных правил натуралистического кодекса. Много любопытных сведений о способе работы Д можно найти в его книге: «Trente ans de Paris» (1887). В конце семидесятых годов Д. писал одно время фельетоны для «Нового Времени». Почти все крупные произведения Д. переведены на русский язык. Ср. Зола, «Парижские письма»; статью в «Вестн. Евр.» 1882 г., № 2; «Додэ и Троллоп» («Ист. Вест.», 1885); Ж. Леметр, «Э. Ренан и А. Додэ» («Русск. Мысль» (1888, № 4). Дож Дож (лат. Dux, итал. Duca) – так назывался высший правитель в республиках Генуэзской и Венецианской. В Венеции это звание существовало с древнейших времен; она уже в начале VIII в. имела дожа, избираемого гражданами, но пользовавшегося почти неограниченною властью. К концу XII века государственная реформа ограничила власть Д. Выборный совет из 470 членов получил законодательную власть; он назначал другой совет из 6 членов (синьорию), без согласия которого Д. не мог делать никаких распоряжений. Народ потерял право выбирать Д.; 24 лица из большого совета выделяли из своей среды 12 человек, которым принадлежало право избрания Д. Севастиан Зиани был первый Д., выбранный по этому способу (в 1177 г.). По образцу совершенного им бракосочетания с морем и впоследствии совершалась эта церемония. Еще более ограничена была власть Д. в 1179 г. учреждением Совета сорока, который составлял высшую судебную инстанцию. Кроме того, учреждена была комиссия из трех Avogadori, которые заведывали делами фиска и назначали на должности. Во время правления Джакопо Тьеполо (1229 – 49) учрежден был Суд мертвых, который после смерти Д. должен был рассматривать его правление и частную жизнь и в который совет назначал 5 корректоров и 3 инквизиторов. Несмотря на все ограничении, Д. имели все-таки сильное влияние, когда они умели пользоваться борьбою партий, несогласиями между дворянами и купцами, и своим положением, как главнокомандующие. В 1296 г. последовало закрыто большого совета, передавшее законодательную власть в руки небольшого числа семейств. Звание Д. было сведено к одному представительству, из опасения господства отдельных личностей и родов. Уже с 1268 г. рядом с Д. был избираем из среднего сословия великий канцлер, а в 1310 г. учрежден совет десяти, который стоял вне всякой ответственности и мог судить самого Д. Д. мог извещать о своем избрании лишь итальянских князей, не смел сам распечатывать письма папы и князей, не смел покидать город, не мог иметь владений в других землях, не имел права заключать браки своих детей вне республики; за каждую ошибку Д. подвергался штрафу. Члены его семьи не могли занимать никаких общественных должностей. Его одежда, свита, двор были точно определены, также и его скудное содержание. После смерти Андреа Дандоло надзор за Д. был еще более усилен. К 6ти членам синьории были присоединены 3 президента Совета сорока, а затем еще 6 министров. Закон 1339 г. воспрещал слагать с себя звание Д.; в 1367 г. Андреа Контарини принудили принять это звание, угрожая ему в противном случае обвинением в измене. Д. Марино Фальери, задумавший государственный переворот, был казнен в 1355 г., как государственный преступник; Франческо Фоскари был низложен в 1457 г. Тем не менее и в позднейшее время многие венецианские Д. играли значительную и достойную роль. С падением самостоятельности Венеции, в 1797 г., пало и звание Д., которое на короткое время воскресил в 1848 г. Даниил Манин. В Генуе первым избранным пожизненно Д. был Симон Бокканера, при котором состоял совет из 12 Anziani – на половину из дворян; на половину из среднего сословия. Внешние дела государства, несогласия между народом и аристократией оказывали сильное влияние на положение Д. в республике. Не раз это звание совсем отменялось. Лишь после того как Андреа Дориа в 1528 г. добился окончательно независимости Генуи, были введены государственные законы, по которым положение Д. было упрочено и оставалось почти без изменения до конца республики. Правление Д. продолжалось два года; условия его выбора были твердо установлены; Д. должен был быть дворянином и не моложе 50 лет. В большом совете 300 и в малом 100, имевших законодательную власть, он имел председательство и право veto. Исполнительную власть Д. разделял с 12 советниками (Governatori) я 8 прокураторами, в числе которых были прежние Д. Во время своего правления он жил в государственном дворце и подвергался тем же ограничениям, как а в Венеции. После взятия Генуи французами в 1797 г. и превращения ее в Лигурийскую республику, место Д. заняла директория из пяти членов. В 1802 г. звание Д. было восстановлено, но снова отменено в. 1805 г., при присоединены Лигурийской республики к Франции. Последний Д. был Джироламо Дураццо. Дождевые черви Дождевые черви (Lumbricidae), семейство червей из отряда малощетинковых (Oligochaeta), класса кольчатых червей (Аnnelides). К этому семейству принадлежат довольно крупные черви (от 10 до 30 стм. длины) с толстой кожею, красной кровью и лишенные глаз; в каждом кольце торчат с каждой стороны по две пары мелких крючковатых щетинок. Роды и виды этого семейства различаются по форме головной лопасти (т. наз. верхней губы), по положению пояска и по числу колец; в России встречаются несколько видов дождевых червей из родов: Lumbricus, Dendrobaena и Allolobophora. Д. черви живут в земле, в которой выкапывают длинные трубчатые ходы; ночью выходят на поверхность земли; они втаскивают в свои ходы различные органические остатки – частички листьев и других растительных частей. Питаются разлагающимися органическими веществами. Испражнения Д. червей, содержащие в себе много измельченных земляных частиц, откладываются ими на поверхности земли. Этим Д. черви способствуют увеличению пахотного слоя земли, в то же время как своими норами они разрыхляют почву, а втаскиванием растительных остатков увеличивают ее содержание органическими частями. Значение Д. червей в процессе образования почвы впервые было указано Дарвином. Оплодотворение происходит ночью, на поверхности земли, и совершается взаимно; обе особи плотно прилегают друг к другу обернувшись противоположными концами, причем семя одной особи перетекает в семенные приемники другой; при этом обе особи связаны между собой кольцом, образуемым выделением особых желез так называемого пояска; по окончании акта кольцо сбрасывается. Д. черви употребляются как наживка при ужении рыбы. – К этому же семейству относится род Criodrilus, живущий в пресной воде. Ср. Кулагин, «Материалы по естественной истории дождевых червей. (Lumbricidae)», М. 1889. В. Ф. Дознание Дознание обозначает собирание официальными органами сведений об определенном обстоятельстве или факте или же собирание доказательств такого факта. Оно может иметь место по отношению ко всякого рода делам, как административным, так и подлежащим судебному рассмотрению, гражданским и уголовным, и при всяком положении дела. Органом Д. может быть всякое правительственное место, так как в Д. важно только официальное удостоверение фактов. Но на практике органом Д. является преимущественно исполнительная полиция, как власть, сосредоточивающая у себя наибольшее количество сведений и предназначенная для приведения в действие правительственных распоряжений. В нормальном порядке средством Д. служит, главным образом, опрос, т. е. расспрашивание о подлежащем удостоверению факте, и затем осмотр, т. е. описание того, что непосредственно усматривается производящим Д. лицом. Выражением Д. являются протоколы, как воспроизведение того, что показано или усмотрено. Особое значение, как момент процессуальный, Д. имеет в производстве дел уголовных. Здесь Д. (Ermittelungsverfahren, enquete, instruction preliminaire) представляется подготовлением материала для судебного расследования, а часто и производством действий, обеспечивающих возможность судебного процесса. Преступления обыкновенно совершаются тайно; к расследованию их часто приходится прибегать только по неопределенным и неясным намекам, слухам и предположениям, основательность и достоверность которых, прежде чем они сделаются предметом формального производства, должна подлежать поверке. Иногда (напр., при обнаружении мертвого тела) необходимо установить, есть ли налицо факт преступления; но и при несомненности преступления, суд не может принять исследование в свои руки, не имея в виду виновника совершенного преступления. Задачу доставления нужных для суда данных и выполняет Д. Таким образом Д. в уголовном процессе хотя и стоит вне его, но неразрывно связано с ним, служит не только почвой для него, но и поводом к нему. Первые моменты предварительного следствия обыкновенно посвящены проверке того, что дало Д. Д. уголовное отличается от Д. вообще тем, что при производстве его уполномоченные органы не только удостоверяются в фактах, заранее намеченных, но сами определяют и намечают то, что подлежит удостоверению, иначе говоря – не только изыскивают средства удостоверения, но и самый предметы исследования. В виду столь широкой задачи Д. в уголовном деле, закон принимает меры к ограждению частных лиц против избытка усердия со стороны лиц, производящих Д. Во всех уголовно-процессуальных кодексах установлен ряд норм, регламентирующих порядок производства Д. и пределы власти органов, его производящих. Во многих государствах производство Д. возлагается на специальные органы, подчиненные судебной власти и носящие название судебной полиции (police judiciaire). Всемирною известностью пользуется в этом отношении организация английских и специально лондонских агентов Д. В России производство Д. возложено на общую полицию, подчиненную, в этом отношении, прокурорской власти и судебным следователям, и на чинов отдельного корпуса жандармов (ст. 2611 до 26113 Уст. угол. суд.), последние дополняют своею деятельностью деятельность общей полиции, и лишь в составе жандармских железнодорожных полицейских управлений действуют самостоятельно, подчиняясь и сносясь не с судебными следователями, а с прокурорскою властью. В столицах и некоторых других больших городах, в составе общей полиции образованы сыскные отделения, имеющие задачей расследование преступлений. Эти отделения представляют собою как бы судебную полицию и состоят из лиц, имеющих специальную подготовку. В особенном порядке судопроизводства (наприм. по преступлениям должности) органами Д. служат и другие правительственные места, от которых зависит, в данном случае, возбуждение уголовного преследования. Пределы Д. в уголовных делах определяются ст. 250 в 253 Уст. угол. суд. О всяком происшествии заключающем в себе признаки преступления или проступка, полиция немедленно, и ни как не позже суток по получении о том сведения, сообщает судебному следователю и прокурору или его товарищу. Но когда признаки преступления или проступка сомнительны, или когда о происшествии, имеющем такие признаки, полиция известится по слуху (народной молве), или вообще из источника не вполне достоверного, то она должна предварительно удостовериться чрез дознание, действительно ли происшествие то случилось и точно ли в нем заключаются признаки преступления или проступка. Таким образом, закон указывает лишь на событие преступления, как на предмет Д., предпринимаемого по непосредственному усмотрению полиции. На практике, однако, Д. обнимает собою и разыскание виновного, одновременно с удостоверением в событии. Основанием для этого служит право и обязанность полиции, до прибытия судебного следователя или до поручения судебной власти, предупреждать уничтожение следов преступления и пресекать подозреваемому способы уклоняться от следствия (ст. 256 и 257). Очевидно, что исполнение этой обязанности невозможно без немедленного разыскания виновного. Средствами Д., по закону (ст. 254), для полиции служат «розыски, словесные расспросы и негласное наблюдение»; но полиции не предоставлено производить при Д. обыски и выемки в домах. И это ограничение, однако, исчезает на практике, в виду постановления ст. 258 Уст. угол. суд., по которой, в случаях не терпящих отлагательства и когда до прибытия судебного следователя следы преступления могли бы изгладиться, полиции предоставлено производить осмотры, освидетельствования. обыски и выемки. Руководствуясь этою статьей, полиция обыкновенно производит предусмотренные в ней действия до прибытия следователя и до постановления его об этом. Большую роль играет Д. и в производстве уголовных дел, ведаемых мировыми и городскими судьями и земскими начальниками, так как Д. здесь исчерпывает собою все предварительное разыскание, предпринимаемое по поручению судьи, как в том случае, если потерпевшим принесена жалоба, но не имеется в виду обвиняемого, так и в случае, когда самим судьею усмотрено преступное действие и признано необходимым произвести предварительное разыскание (ст. 47 и 52 уст. угол. судопр. и ст. 174 прав. 29 дек. 1889 г.). Совершенно аналогично нормировано Д. в тех местностях, где действуют судебные места прежнего устройства (т. XVI, ч. 2 Суд. по преет. ст. 32 – 53). Г. С.  Ссылка на страницу: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона Теги: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона | |
|
| |
ТОП материалов, отсортированных по комментариям
ТОП материалов, отсортированных по дате добавления
ТОП материалов, отсортированных по рейтингу
ТОП материалов, отсортированных по просмотрам
| Всего комментариев: 0 | |