Главная » Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона


17:20
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона
Каста
Каста (от португальского casta выражающего понятие санскр. термина jati=рождение, род, сословие) – общеупотребительное у всех европейских народов название многочисленных подразделений (сословий, даже племён или рас), на которые распадается туземное население Остиндии с глубокой древности. Отличительным признаком индийского кастового устройства в представлении европейцев является строгая замкнутость отдельных К. и резкая их обособленность друг от друга. В этом смысле нередко говорят о «кастовом» духе или «кастовой» нетерпимости тех или других классов европейского общества. Нужно, однако, заметить, что упомянутая обособленность индийских К. была не всегда так неумолима и строга, как её изображают (в теории и идеале) индийские законодатели, большею частью довольно позднего периода. В ведийском древнейшем периоде К. несомненно ещё не существовали и начали возникать только во второй его половине, когда арийцы, оставив Пенджаб, подвинулись дальше на ЮВ в долину Ганга. При этом передвижении им пришлось встретиться с неарийскими исконными обитателями и оспаривать у них владычество над страной. Арийцы победили и покорили чёрное туземное население, принадлежавшее к низшей (в культурном и этнографическом отношениях) расе. Отношения победителей к побеждённым и явились зерном, из которого развился весь кастовый строй. В древнейшем ведийском периоде, при однородности этнографического состава (вероятно – ещё небольшого) арийского народа ведийских индусов, не было никаких внешних поводов к развитию К. Не было в К. необходимости и в то время, когда арийцы и не арийцы находились в положении воюющих сторон: на поле битвы все равны, и есть только враг, которого надо сломить и уничтожить. Только тогда, когда война окончена, и победители, вступая в мирное владение страной, входят в постоянные отношения с покоренными автохтонами, начинает вырабатываться известный modus vivendi, обязательный для обеих сторон. Пришельцы-победители считают себя за высшую расу и тщательно охраняют себя от смешения с низшей, покорённой. Таким образом, в основе К. лежит этнографическое различие, которое арийцы-завоеватели старались сохранить и поддержать, установив принцип полной своей обособленности. Впоследствии, подобно другим культурным институтам, кастовый строй становится священным, и ему приписывается божественное происхождение. Так, в позднейшей индийской мифологии высшая К. – брахманы – выводится из уст Брахмы, воины – Кшатрии – из его рук, купцы – Вайшья – из бёдер, а ремесленная К. – Шудры – из ступней Брахмы. Сомнительно, однако, чтобы принцип разграничения двух различных народностей мог быть строго проведён на практике даже в древнейшие времена арийского господства в сев. Индии. Смешанные браки (законные и незаконные) всётаки были неизбежны; по закону Ману, индус может брать себе в жёны женщин из своей и из любой низшей касты, но в его К. остаются только дети первой жены из одинаковой с ним К., а дети жён из других низших К. попадают в презренные смешанные К. Таким образом, арийская кровь всё-таки проникала в жилы неарийского населения, возвышая и облагораживая его. С другой стороны, арийцы, белые пришлецы из северной, более умеренной страны, не могли акклиматизироваться в жаркой, тропической Индии и должны были вымирать, уступая место низшей, но более выносливой в климатическом отношении расе. Из смешанного потомства также выживали лучше те, в ком больше текло неарийской крови. В результате современное индусское население Индии представляет более или менее однородный продукт смешения двух (точнее трех) рас, которое не могло быть задержано никакими законодательными и социальными учреждениями в роде замкнутых, обособленных К. Этим объясняется тот факт, что в настоящее время большинство высших, «дважды рожденных» К. – брахманов, раджпутов (прежних кшатриев) и вайшья – не отличается ничем особенным в цвете кожи, строении тела и черепа от большой массы народонаселения, вовсе не претендующей на арийское происхождение. С другой стороны, среди низших К., напр. земледельцев и пастухов, встречаются нередко типы, приближающиеся, по красоте черт лица, форм тела и светлому цвету кожи, к арийскому идеалу красоты. Таким образом, К. оказались бессильны остановить слияние двух различных рас и мало-помалу из демаркационной линии между белой и чёрной расой превратились в установление, стремившееся помешать примеси чёрной крови к белой (кастовый строй средневековой Индии милостивее к детям, рождённым от высшего отца и низшей матери, чем к плодам браков с обратным отношением), а в ещё более поздние времена утратили и это значение и получили скорее характер замкнутых корпораций или цехов, с строго определенным родом занятий. Буддизм разрушил на время ореол святости, окружавший учреждение К., но самый институт продолжал существовать, и влияние буддизма отразилось только в ослаблении чрезмерного преобладания К. брахманов. Ислам, утвердившийся в сев. Индии, в свою очередь, расшатал и ослабил перегородки К., но не мог уничтожить их; в мусульманской Индии К. всё-таки сохранились, обратившись в цехи профессионалистов. Только христианство категорически восстало против К., но его миссионеры должны были мириться с закоренелыми общественными привычками, так что среди христиан туземцев К. доселе продолжают существовать. Разнообразие занятий повлекло за собой в Индии, как и в других странах, разделение общества на отдельные классы по роду занятий; наследственность какого-либо занятия в известном роду, наблюдаемая часто и в других странах, сначала узаконенная государством и освящённая затем обычным правом, при наличности готовых кастовых рамок приняла характер К. Но число К. и их членов среди ремесленников, сравнительно с высокими цифрами у брахманов, земледельцев, пастухов и слуг (более древние К.), гораздо меньше. Современные отношения К., таким образом, совсем уже другие, чем в древности, и представляют в различных местностях Индии более или менее крупные колебания и различия. В общем от древнего кастового устройства, с его четырьмя главными К., сохранилась в известной чистоте только одна главная К. – брахманов. К. кшатриев, заменяемая теперь так называемыми тхакурами (Thakur) и раджпутами, часто подвергалась коренному обновлению и дала многочисленные отпрыски в лице самых низших К., члены которых, на вопрос о происхождении, всегда уверяют, что они «тхакуры» в том или другом отношении. Две другие К., по-видимому, также очень рано распались дав начало массе отдельных новых К., недавнее происхождение которых нередко очевидно из их персидских названий. К литературе предмета, указанной в упомянутой статье, следует прибавить обстоятельную статью о новых К. Шлагинтвейта: «Ostindische Kasten in der Gegenwart» («Zeitschr. d. deut. Morgenland. Gesellsch.», XXXIII, 1879), где приведены выдержки из малодоступных в Европе индийских официальных изданий и подробная статистика К. См. ещё прекрасные статьи Сенара, в «Revue des deux Mondes» (1894); Risley, «Tribes and Castes of Bengal»; Sherring, «Hindu tribes and Castes» (Кальк. 1880); Hopkins, «The mntual relation ot the 4 castes according to the Manavadharmacastram» (Лпц., 1881); W. Hunter, «Orissa» (Лонд., 1872); Dalton, «Descriptive Ethnology of Bengal» (Кальк., 1872); Ochs, «Die Kaste in Ostindien» (Базель, 1860); Dubois, «Manners and Customs of People of India» (Л., 1817); Kitts, «A compendium of the castes and tribes found in India» (Бомбей, 1885; много нового); J. Muir, «Relations ef the priests to the other classes of indian society in the Vedic age» («Journ. of Asiat. Soc.», 1867); Weber, «Collectanea ueber die Kastenverhaltnisse in den Brahmana und Sutra» («Indische Studien», т. X, 1868). Туземные известия о происхождении К. собрал и разобрал Muir: «Original Sanscrit-Texts on tne Origin and History of the People of India» (Л., т. 1, 1869, 2 изд.) С. Б – ч.
Касыда
Касыда – форма лирического стихотворения, выработанная арабской поэзией незадолго до Мохаммеда. По преданию, она изобретена поэтом Мохальхалем, сыном Рабиэ: он написал первую К., в память умершего своего брата Колейба. К. сменила собой «реджез», отличаясь от него и по содержанию, и по форме. Реджез – стихотворение вполне лирическое, К. же допускает описание природы, женской красоты, нравов и т. п. эпический элемент. По форме, К. представляет длинную нить стихов, оканчивающихся всегда на одну какую-нибудь неизменную рифму. Каждый стих состоит из двух полустиший, причём рифмуется только второе полустишие. Точно так же построена и газель, но она не может быть длиннее 13 стихов, а К. всегда отличается длиной. Из арабской поэзии К. перешла и в персидскую, и в турецкую. Ориенталисты очень часто, хотя не точно, переводят «К.» термином «элегия». См. Ahlwardt, «Ueber Poesie u. Poetik der Araber» (Гота, 1856). A. E. K.
Каталани
Каталани (Catalani, по мужу Valabregue, Angelica) – знаменитая итальянская певица (1779 – 1849), обязанная громадным успехом во всей Европе феноменальному голосу (сопрано), черезвычайно красивого и чистого тембра, доходившему до редкой высоты (соль в третьей октаве). Колоратурное пение К. отличалось большою лёгкостью, уверенностью, чистотой. В виртуозных пьесах бравурного характера К. не имела соперниц. Громадный успех К. имела в Париже и в особенности в Лондоне, где её гонорар за один сезон в театре достиг, в 1806 г., 180 тысяч франков – цифры небывалой для того времени. При Людовике XVIII и позднее К. управляла итальянской оперой в Париже. Концертировала, между прочим, и в России. См. «Ueber madame Valabregue-Catalani» (Лейпциг, 1816), «Signora Angelica Catalani» (Гамбург, 1819) и др.
Н. С.
Каталог
Каталог (греч.) – роспись, список. Древние грамматики дали название К. росписи вооруженных сил ахеян, содержащейся во второй книге Илиады (catalogoV nevn – К. кораблей). В произведениях, приписываемых Гeзиoду и до нас дошедших лишь в отрывках, были catalogoi gunaikvn (К. жен) – роспись матерям героев. Подобного рода К. сделались общим правилом в эпической поэзии древних. В настоящее время название К. дают перечням предметов, относящимся к области науки и искусства, как-то звезд, памятников древностей, предметов, входящих в состав естественнонаучных коллекций или находящихся в музеях, картинных галереях, на выставках, но прежде всего росписям книг. Книжный К. имеет или значение указателя литературы, или же перечня книг, находящихся в данной библиотеке. В последнем случае К. служит инвентарём, на основании которого производится ревизия библиотеки, и вместе с тем даёт указания к быстрому в верному отысканию книги, имеющейся в библиотеке. К. более обширных библиотек, в особенности таких, в которых те или иные отделы отличаются богатством и хорошим подбором книг, являются также весьма ценными библиографическими указателями. Во всякой благоустроенной библиотеке должны быть три К.: К. приобретений, алфавитный и систематический, каждый из этих К. должен удовлетворять всем требованиям библиографии, а последние два должны ещё давать указание на место нахождения данной книги в библиотеке. Общепринята, по своим практическим удобствам, система подвижных карточных К.: о каждой книге все нужные сведения выписываются на отдельной карточке; карточки располагаются в желаемом порядке и хранятся в особых ящиках; устраиваются ещё подвижные, дугообразной формы, металлические прутья, которые пропускают через ряд карточек и затем замыкают, так что карточки, удобно передвигаемые по прутьям, не могут менять своих мест, но всегда могут быть перетасовываемы. Система составления К. (каталогизация) является труднейшим вопросом библиотековедения. В алфавитном К. книги располагаются в азбучном порядке заглавий, но чаще – авторов; псевдонимы, анонимы и инициалы по возможности раскрываются; при размещении анонимных трудов неизвестных авторов руководствуются главным именем существительным заглавия, при отсутствии же его – первым словом заглавия. Из многочисленных систем составления систематического К. большим распространением пользуется в новейшее время библиографическая система, предложенная Отто Гартвигом и проведённая им в университетской библиотеке в Галле. Она основана на распределении всех сфер знания по наукам естественным и гуманитарным, при чём география занимает переходную ступень, и представляет следующие главные отделы: труды, относящиеся до истории книг и книжного дела, и содержания энциклопедического; общее языкознание и восточные языки; классическая филология; новая филология; изящные искусства; философия; педагогика, история культуры и наука о религии; богословие; правоведение; государственные науки; исторические вспомогательные науки; история; землеведение; общие труды по естествознанию и математические науки; физика и метеорология; химия; естествознание; сельское хозяйство, лесоводство и технология; медицина. При составлении по этой системе К. для менее обширных библиотек, многие родственные отделы могут быть объединены, напр., вспомогательные историч. науки – с историей. Попытку объединить принципы К. алфавитного и систематического представляют собою американск. Dictionary Catalogues: под расположенными в азбучном порядке главными словами приводится соответствующая литература, опятьтаки в азбучном порядке авторов. Кроме указанных общих К., ведутся ещё К. специальные, напр. К. инкунабулов, рукописей, гравюр, портретов, периодических изданий. В спб. Императорской публичной библиотеке ведутся: 1) К. приобретений и 2) в каждом отделении библиотеки особый карточный К. (в отделении Rossica ведётся и систематический К.).
Необходимость печатных К. представляется вопросом спорным, поскольку речь идёт не о рукописях. Что касается последних, то издание краткого, хотя бы инвентарного К. рукописей, хранящихся в данной библиотеке, составляет её общепризнанную нравственную обязанность, так как в противном случай рукописи эти совершенно пропадают для науки. Многие из К. рукописей представляют собою обширные и весьма ценные исследования; таковы у нас труды Бычкова, Востокова, Горского и Невоструева, Строева. В последние годы правительства отдельных государств принимают меры к изданию описаний всех рукописей, хранящихся в библиотеках данной страны. Мысль об этом была высказана Рюлльманом (Rullmann, «Herstellung eines gedrukten Generalkatalogs der Manuskripten-schatze im Deutschen Reiche», Фрейб., 1875), но впервые осуществлена во Франции, а затем и в Пруссии, где проф. Вильгельм Мейер приступил к изданию «Verzeichniss der Handschriften im preuss. Staate» (т. 1, Берл., 1893). Издание К. печатных книг сопряжено с большими расходами и может повлечь за собою значительное уменьшение средств библиотеки, а добытые результаты не будут соответствовать затраченным усилиям: К. скоро становятся устарелыми, печатание дополнений затрудняет справки. Сама возможность распространения среди публики печатных К. может иметь место лишь по отношению к К. небольших библиотек: печатные К. более обширных библиотек должны бы обнимать многие сотни томов. Британский музей ещё в 1787, 1813 – 19, a затем в 1840-х годах делал попытки печатания своего К., но они кончились неудачей. Тем не менее в 1882 г. британский музей вновь приступил к печатанию общего своего К. («British Museum Catalogue of printed Books», Лонд., 1882 и сл.), который должен служить основой для исчерпывающего К. англ. печатной литературы. Это грандиозное издание, которое должно обнимать до 2000 томов, надеются закончить ещё в текущем столетии. Парижская национальная библиотека печатала только К. некоторых своих отделов: Histoire de France (11 т., 1855 – 1879) и Sciences medicales (3 т., 1857 – 89). Спб. императорская публичная библиотека изд. в 1873 г. систематический К. отделения Rossica; К. этого отделения за последующие годы остаётся в рукописи. Кроме того пет. К. приобретений на иностранных языках (доведён до 1890 г.).
Литература приведена в ст. Библиотековедение (III, 813). Ср. ещё F. Nizet, «Les саtalogues des bibliotheques publiques» (Брюсс., 1888) и A. Grasel, «Grundzuge der Bibliothekenlehre» (Лпц., 1890).
Катапульта
Катапульта (catapulta, (katapelthV) – метательное орудие в древности; отличалась от баллисты тем, что последняя выкидывала громоздкие массы, обыкнов. камни, К. же служила для больших стрел, которые направлялись не вверх (palintona), а горизонтально (euJutona). К. имела вид арбалета; стрела лежала в желобке, тетива была из крученых кишок и натягивалась при помощи особого ворота; осадные К. подвозились на платформах с колёсами. К. метала стрелы диаметром от 0,074 – 0,148 м. и длиной 0,67 – 1,37 м., впереди обитые железом, иногда и зажжённые стрелы, называвшиеся фалариками. При каждой К. находилось 2 чел. команды; стрелы пробегали расстояние от 300 до 400 м. Впоследствии К. стали называться, наравне с камнемётными орудиями, баллистами; в настоящее время ещё в верхней Баварии арбалет называется Ballester. Греки называли К. и инструмент пытки (в роде дыбы).
Катар
Катар – различные формы и степени воспаления слизистых оболочек, выстилающих многие органы и полости тела. Характерное явление при К. – примесь к воспалительному эксудату и клеткам, эмигрировавшим из сосудов, эпителиальных клеток самой слизистой оболочки, секрета последней и её желёз. Благодаря поверхностному положению слизистых оболочек, выделения при К. всегда отлагаются на ней, при чём они представляют различный характер, смотря по преобладанию в них тех или других элементов; так различают слизистый, слизисто-гнойный, гнойный, бленнорройный, когда преобладание гнойного секрета очень резко, фибринозный и пр. К. Фибринозный К. называется иначе крупозным, при чём на слизистых оболочках находят более или менее эластические пленки, сидящие обыкновенно весьма плотно, и удаление которых нередко сопровождается повреждением самой слизистой оболочки, что зависит от глубокого разрушения всего эпителиального покрова, иногда вплоть до самой соединительной ткани. При прочих формах К. – дело ограничивается лишь разрушением или слущиванием поверхностных слоев эпителия, тогда как нижние, так наз. запасные клетки остаются неповрежденными. Если раздражение было незначительно и длилось недолго, то очень скоро образуется новый эпителий и К. исчезает, но обыкновенно при К. являются условия, препятствующие быстрому восстановлению пораженной ткани, новообразующиеся клетки разрушаются или склеивающее их вещество растворяется, так что они не могут прикрепиться и, не достигнув полного развития, примешиваются к катаральному отделению. По течению К. различают острый и хронический. При первом болезненные явления быстро разрешаются и ткань принимает свой нормальный вид. При втором, обыкновенно развивающемся из первого, наступают более глубокие изменения, при чём слизистая оболочка утолщается, набухает; цвет её изменяется и постепенно из бледно-розового может перейти в серый, коричневатый, даже аспидный. Смотря по органу, слизистая оболочка которого поражена К., ему дают различные названия, как напр., ангина, бронхит, уретрит, конъюнктивит, ларингит, гастрит и т. д. Лечение К. обусловливается особенностями поражённого органа и степенью страдания. При острых формах, как общее правило, заботятся о покое пораженной части тела и об уменьшении воспалительных явлений; при хронических нередко прибегают к раздражающим средствам, чтобы вызвать сильный прилив крови к больной слизистой оболочки и тем содействовать более быстрому всасыванию развившихся стойких болезненных элементов.
Катаракта
Катаракта – так назыв. всякое помутнение хрусталика или сумки его, что вызывает различные степени расстройства зрения и обусловливается различными болезнетворными причинами. Хрусталик, будучи одной из преломляющих сред глаза, служит не только для проведения световых лучей к сетчатке, но также и для приспособления к зрению на различных расстояниях. Он отличается своею совершенною прозрачностью, у молодых субъектов бесцветен, а в старческом возрасте окрашен в светло-жёлтый цвет; консистенция его довольно плотная, упругость весьма значительная. Хрусталик состоит из сумки и заключающегося в ней содержимого, центральные и периферические отделы которого разнятся как в физическом, так и в оптическом отношениях; первые образуют ядро хрусталика, вторые – кортикальные слои его. Сумка хрусталика представляет вполне замкнутую, совершенно прозрачную оболочку, которая при нормальных условиях проходима для жидкостей, а при болезненных – и для клеток. Хрусталик совершенно лишён сосудов и нервов, а потому получает свой питательный материал не прямо из крови, а через посредство окружающего жидкого содержимого глазного яблока, причём диффузия совершается, вероятно, через сумку. Предполагают (Deutschmann), что при нормальных условиях стекловидное тело, богатое белковыми веществами, через заднюю сумку отдает хрусталику свой белок, взамен которого получает от него воду и соли; незначительные количества потреблённого белка поступают в камерную влагу, которая, в свою очередь, отдает, взамен их, воду и соли. При таких затруднительных условиях питания понятно, что всякое нарушение его, особенно химическое видоизменение состава питающей жидкости до проникновения её через сумку, уже обусловливает недостаточность и ненормальность обмена веществ в нём. Наряду с химическими изменениями питающей жидкости могут влиять на обмен веществ в хрусталике и механические причины, как напр. заболевания сосудов, питающих глаз, сращение радужной оболочки с сумкой хрусталика, отложения на передней и задней стенках её, последовательные разрывы Цинновой связки и т. д. Нарушение нормального питания хрусталика почти не восстановляется и выражается дегенеративными процессами волокон его, которые вследствие этого легко подвергаются набуханию, помутнению, распадению, даже полному всасыванию, каковые составляют сущность К. Последнее страдание встречается очень часто, особенно у стариков, у которых основной причиной является физиологическое уплотнение (склероз) центральных слоев хрусталика. Высыхая, они отдают содержащуюся в них влагу периферическим слоям или же, сморщиваясь и нарушая свою связь с окружающими их слоями, ведут к образованию щелей, выполняющихся тканевой жидкостью; в результате получается распадение волокон периферических слоёв, что вызывает усиленную диффузию между хрусталиком и окружающими его жидкостями. Из общих страданий, несомненно способных вызвать К. можно указать на сахарное мочеизнурение и отравление спорыньей (рафания), хотя причинная связь ещё не достаточно выяснена. Гораздо яснее связь образования К. с различными травматическими повреждениями. Всякое нарушение целости сумки или самого хрусталика инструментами, инородными телами, сильное сотрясение глаза, даже без нарушения целости его, могут повлечь за собой развитие К. В громадном большинстве всякая К. влечёт за собой более или менее полное расстройство и упадок зрения а нередко бывает причиной слепоты, причём, если К. не осложнена страданиями глазного дна зрительного нерва, сетчатой и сосудистой оболочек, то полной потери света и цветоощущения не бывает – обстоятельство; чрезвычайно важное для решения вопроса о необходимости операции. Степень потери света и цветоощущения определяются измерением расстояния, в котором больной в темной комнате распознает и правильно указывает пламя лампы. Различают истинную К. от ложной, первая представляет действительное помутнение тела или сумки хрусталика; при второй последний нормален, но на одной из поверхности сумки, чаще передней, отлагаются продукты воспаления других отделов глаза. Хрусталиковой (лентикумерной) К. называется помутнение только тела хрусталика; сумочной – исключительно одной сумки; но очень часто поражены как хрусталик, так и сумка его. Различают различные виды К. – по степени распространения, по течению, по местоположению помутнения, по происхождению и проч.; но в практическом отношении для громадного числа больных имеет особенную важность распределение К. по отношению к выбору времени для производства операции. Различают начинающуюся, недозрелую, почти зрелую, зрелую и перезрелую К. Зрелой называется такая К., при которой помутнение охватило уже всю паренхиму хрусталика, когда последний имеет сходство со зрелым плодом, заключённым в капсулу. В это время связь между сумкою и кортикальными слоями несколько разрыхляется. Перезрелой называется такая К., при которой вполне созревший хрусталик начинает уменьшаться в объеме. Остальные названия указывают степень созревания К. Распознавание К., форм и видов её в настоящее время отличается полным совершенством и достигается помощью бокового освещения, глазного зеркала и искусственного (атропином) расширения зрачка. Что касается субъективных признаков К., то частичные, стационарные помутнения периферии хрусталика могут совершенно не влиять на зрение; если они достигают значительной величины, то зрение понижается от развивающегося неправильного астигматизма, при котором наступает неправильная преломляемость в прозрачных частях хрусталика. В начальных периодах развития полной К. иногда наблюдается близорукость. При частичных К.; сидящих в центральных частях хрусталика, расстройство зрения обусловливается степенью прозрачности их, характером ограничения и величиною; чем их прозрачность ниже, чем они резче ограничены и чем они ограниченнее, тем, подобно пятнам роговицы, они меньше будут влиять на зрение и наоборот. Если же центральная К. занимает весь зрачок, то наступает слепота, при сохранении светоощущения. При частичных К. зрение больного изменяется, смотря по силе ощущения, т. е. по степени расширения зрачка. Ослабление зрения обусловливается не только помутнением, но и астигматизмом, обусловливающим нередко и полиопию, т. е. множественное видение глазом. Далее, тягостный припадок составляет ослепление, вследствие рассеивания света, кажущееся изменение форм предмета, вследствие призматического действия отдельных секторов хрусталика, хромотопсия (видение радужных цветов) и т. д. Лечение К., если только оно представляется целесообразным при условии сохранения нормальных свойств глазного дна и прозрачных сред глаза, бывает исключительно оперативное и в этом отношении оно достигло высокого совершенства. Главная цель операции – устранение оптических препятствий, задерживающих лучи, проникающие в глаз, что до настоящего времени нисколько не удавалось какими-либо другими средствами. При частичных К. иногда вполне достаточно ограничиться одной иридэктомией, т. е. созданием искусственного зрачка, дающего световым лучам направление к сохранившейся части хрусталика. При полных К. проходимость глаза для световых лучей достигается только удалением помутневших хрусталиковых масс так наз. нисдавлением её, т. е. погружением её в стекловидное тело (что ныне совершенно оставлено), извлечением помутненных масс через разрез в глазном яблоке и, наконец, рассечением хрусталика, вызывающим всасывание его. Всего чаще прибегают к извлечению К., операция, дающая в громадном большинстве случаев прекрасные результаты. Если операция увенчалась успехом, то у оперированного развивается афакия, исправляемая соответственными стёклами. Г. М. Г.
Кататония
Кататония (katatonia) – название особой формы помешательства, описанной впервые немецким психиатром Кальбаумом (в 1868 г.), который и предложил этот термин. Он наблюдал целый ряд случаев, в которых замечается определённая смена различных проявлений душевного расстройства, в сочетании с своеобразным напряжением мышц; при вскрытии субъектов, страдавших этой формой помешательства, он находил с постоянством определенные анатомические изменения в мозговых оболочках. Поэтому он и считал правильным рассматривать такие случаи как отдельную форму душевной болезни. Хотя его учение обратило на себя общее внимание, но нашло лишь немногих приверженцев; в настоящее время большинство психиатрических школ не принимает К. как обособленную душевную болезнь, а рассматривает свойственные ей явления как видоизменения и осложнения различных других форм помешательства. П. Розенбах.
Категория
Категория (от греческого слова kathgorew, обвиняю) – логический и метафизический термин, введённый Аристотелем, ныне употребляемый в значении данном Кантом: К. – априорное понятие рассудка, условие возможности мышления. В индийской философии, в системе Вайсешика, встречается термин падарта, весьма близкий к Аристотелевому пониманию К. шесть К., приводимых в сочинениях этой школы, тожественны с Аристотелевскими, почему и возникло предположение о возможном заимствовании этого учения греками у индийцев. Но это недопустимо уже по хронологическим основаниям, ибо образование различных систем индийской философии в известном теперь виде достоверно относится лишь к началу средних веков. Более чем вероятно обратное предположение – о влиянии греческой философии на индийскую. Аристотель разумеет под К. наиболее общие понятия, служащие предикатами, выводит их из грамматических форм и насчитывает их 10: субстанция (ousia), количество (poson), качество (poion), отношение (proV ti), где (pou), время (pote), положение (keisJai), обладание (ecein), действие (poiein) и страдание (paocein). В известном смысле можно смотреть на пифагорейскую таблицу 10 противоположностей, как на попытку перечисления К. (конечное и бесконечное, парное и непарное, единство и множество, свет и тень, благо и зло, квадрат и иные фигуры). Аристотелевская таблица К. представляет несовершенства двоякого рода: случайность выведения (из частей речи) и сводимость одних К. к другим. Стоики были правы, когда они вместо десяти Аристотелевых принимали лишь четыре: субстанция, качество, модальность и отношение; не хватает здесь только К. количества. Плотин, в первых трёх книгах шестой «Эннеады», подробно критикует Аристотелеву таблицу и предлагает свою, которая, однако, в истории не играет никакой роли. В средние века Раймунд Лулльский (1234 – 1315) пытался перечислить принципы или самые общие понятия и самые общие отношения мышления к предметам. Эти принципы он располагал в виде табличек, причём из различных комбинаций принципов должны были получаться всевозможные новые точки зрения. Таким образом его К. должны были служить своего рода логикой открытий. Современное определение термина К. принадлежит Канту. Его учение о четырёх основных, распадающихся как бы на 12 видовых К., представляет тот же недостаток, что и Аристолево. Кант не выводит К. – формы рассудка – из деятельности рассудка, а берёт их из готовых суждений; случайный характер К. и недостаток выведения – вот упрёки, которые делает Канту Фихте. Нужно вывести все К. из высшего их основания – из единства сознания. Задачу эту полнее, чем Фихте, решил в своей логике Гегель. Под К. Гегель разумеет тоже, что и Кант, только решительнее придаёт им метафизический характер. Средством выведения К. служит диалектический метод. Началом процесса образования К. является самое отвлечённое, бедное по содержанию понятие бытия, из которого получаются сначала К. качества, потом количества и т. п. Из новейших попыток преобразования К. внимания заслуживает попытка Милля. См. Trendelenburg, «Gesch. der Kategorienlehre» (Б., 1846). Э. Радлов.
Катилина
Катилина (Lucius Sergius Catilina) – глава заговора, получившего от него своё имя, родился около 109 г. в патрицианской семье, был одним из клевретов Суллы и принимал деятельное участие в его проскрипциях, собственноручно убив своего близкого родственника Кв. Цецилия и Мария Гратидиана. Растратив своё состояние, К. выгодно женился, но вскоре промотал имущество жены и впал в большие долги. В 73 г. К. судился по обвинению в преступной связи с весталкой Фабией, но был оправдан. После претуры (68) он получил (67) в управление Африку и так притеснял её, что провинциалы подали на него жалобу, не приведшую, впрочем, к осуждению К. Порвав с аристократией, К. примкнул к крайней фракции демократической партии, в которой было много лиц, ему подобных. Был составлен план произвести, пользуясь отсутствием Помпея, государственный переворот, долженствовавший дать демократической партии торжество, а вождям его – власть и деньги (путём уничтожения долговых обязательств и конфискации имуществ противников). На основании многочисленных данных, можно считать несомненным участие в заговоре Ю. Цезаря и Красса. По-видимому, они не прочь были воспользоваться для своих целей содействием на всё готовых приверженцев К., хотя и стояли благоразумно на втором плане. К К. примкнули Публий Корнелий Сулла и Публий Автроний Пэт, выбранные в консулы на 65 г., но лишённые консульства вследствие открывшегося подкупа ими избирателей. К. хотел (65) убить консулов Л. Котту и Л. Торквата и часть сенаторов и доставить власть своим приверженцам. Когда этот первый план не удался, К. выступил кандидатом на консульство в 63 г., но без успеха: консулами были выбраны М. Туллий Цицерон и Г. Антоний, приверженец К., которого Цицерон постарался привлечь на свою сторону, без жеребьевки предоставив ему богатую Македонию, что было очень кстати для поправления расстроенных денежных дел Антония. Раздражённые неудачею, заговорщики постановили действовать решительнее: К. стал собирать в Фезулах, под начальством храброго Гая Манлия, солдат и оружие и решил выступить снова кандидатом на консульство, убить, во время комиций, Цицерона и во чтобы то ни стало добиться власти. Через любовницу одного из заговорщиков этот план стал известен Цицерону, и 21-го октября сенат дал консулам чрезвычайную власть для охранения государственного порядка. 28 октября, в день выборов, Цицерон явился на Марсово поле в сопровождении вооруженного отряда, и план К. снова не удался. Между тем, восстание в Этрурии уже началось, и медлить долее в Риме было опасно. Задуманное К. на 7 ноября убийство Цицерона опять не удалось, и Цицерон произнёс в сенате свою первую знаменитую речь против К., которого он в лицо обвинял в заговоре. Катилина бежал в Этрурию и провозгласил себя там консулом, после чего Цицерон на форуме сказал 2-ую речь, а сенат объявил К. и Манлия врагами отечества. П. Корнелий Лентул, оставшийся в Риме главой заговора, сделал крупную ошибку, завязав сношения с пребывавшими тогда в Риме послами галльского племени аллоброгов и дав им письма к вождям их племени. Аллоброги всё открыли правительству, которое, при выезде галлов из Рима (в ночь с 2 на 3 декабря), арестовало их и отобрало столь нужные ему в то время письменные улики против заговорщиков. Лентул и ещё три заговорщика (Цетег, Габиний и Статилий) тотчас были арестованы, и 5 дек. сенат, по предложению Цицерона, своей властью, вопреки закону, осудил их на смерть. В пользу казни говорили Цицерон (4-я катилинарская речь) и Катон, а против – Г. Юлий Цезарь, едва не лишившийся за это жизни при выходе из курии. Схваченные заговорщики были в тот же день казнены, и дело К. было проиграно в Риме. В начале следующего года сам К., армия которого, ранее состоявшая из 2 легионов, теперь значительно поредела, был при Пистории разбит правительственными войсками Кв. Метелла и консула Антония, и пал в битве. Заговор был подавлен; Цицерон считал себя спасителем Рима и получил имя «отца отечества». Источники наших сведений о К. (главным образом Цицерон и Саллюстиево сочинение: «Bellum Catilinarium») страдают односторонностью и оставляют не вполне выясненными некоторые вопросы, напр. о политической программе заговорщиков и об отношении к ним Цезаря. См. Hagen, «Catilina» (Кенигсб., 1854); Merimee, «Etude de la guerre sociale et de la conjuration de Catilina» (1855); Wirz, «Catilina's und Cicero's Bewerbung um den Konsulat fur das J. 63» (Иена, 1864): Beesly, «Catilina as a party leader» («Fortnightly Review», июнь, 1865); С. Thiaucourt, «Etude sur la conjuration de CatiIina de Salluste» (Париж, 1887).
Катков
Катков (Михаил Никифорович) – известный русский публицист, родился в Москве в 1818 г. от отца, мелкого чиновника, и матери (урожденной Тулаевой) грузинского происхождения. Учился в преображенском сиротском институте, в первой московской гимназии, в пансионе известного профессора Павлова и в моск. университете, по словесному отделению. Университетский курс он окончил в 1838 г. кандидатом, с отличием. В университете увлекался философией и примкнул к кружку Станкевича; ближе всего сошёлся с Белинским и Бакуниным. Литературой стал заниматься уже очень рано; был деятельным сотрудником «Московского Наблюдателя», когда этот журнал редактировался Белинским, и вместе с последним начал сотрудничать и в «Отечественных Записках» Краевского. Писал он преимущественно библиографические заметки. переводил Гейне, Гофмана, Шекспира. Из больших его статей, помёщенных в «Отечественных Записках», обратили на себя внимание главным образом следующие: «О русских народных песнях», «Об истории древней русской словесности Максимовича», о «Сочинениях графини Сарры Толстой». Статьи эти написаны в приподнятом национальном духе, с оттенком мистического настроения. Белинский так увлёкся ими, что усмотрел в авторе «великую надежду науки и русской литературы». В конце 1840 г. К., с ничтожными средствами, уехал в Берлин, где в течении двух семестров слушал лекции Шеллинга. По возвращении из-за границы он старался поступить на государственную службу. «Максимум моей амбиции, – пишет он Краевскому, – попасть к какому-нибудь тузу или тузику в особые поручения». В это время он порывает все свои литературный связи. Изменяется также и взгляд Белинского на него. Попечитель моск. учебн. округа, граф Строганов, обративший внимание на К., как на очень способного студента, доставляет ему уроки в разных аристократических семействах. В 1845 г. он защищает диссертацию об «Элементах и формах славяно-русского языка» и назначается адъюнктом по кафедре философии. Как профессор, К., по свидетельству г. Любимова, даром слова не обладал и не мог увлекать слушателей. Профессорствовал К. только пять лет, до 1850 г., когда вследствие реакции, вызванной событиями 1848 г., преподавание философии было возложено на профессора богословия. В 1861 г. К. становится редактором «Московских Ведомостей» (тогда эта была должность, замещавшаяся по назначению) и чиновником особых поручений при министерстве народного просвещения. В 1852 г. в «Пропилеях» – сборнике, издававшемся Леонтьевым, с которым К. близко сошёлся ещё в 1847 г., когда они вместе состояли профессорами в московском университете – появилось философское сочинение К.: «Очерки древнего периода греческой философии». В 1856 г. Каткову удалось, благодаря поддержке товарища министра народного просвещения, князя Н. А. Вяземского, получить разрешение на издание «Русского Вестника». Сначала К., занятый составлением большой статьи о Пушкине (оставшейся не оконченной), не принимает участие в том отделе журнала, который был посвящён специально обсуждению политических вопросов, т. е. в «Современной Летописи». Наступившая эра коренных государственных реформ возбуждает в нём, однако, интерес к политике. Он начинает серьеёзно заниматься англ. госуд. строем, изучает Блекстона и Гнейста, совершает поездку в Англию, чтобы лично присмотреться к английским порядкам. Он становится страстным полемизатором и, высказываясь самым решительным образом против революционных и социалистических увлечений, является, вместе с тем, горячим поборником английских государственных учреждений, мечтает о создании русской джентри, увлекается институтом английских мировых судей. На этой почве разыгрывается его полемика с Чернышевским и Герценом. Полемика эта, независимо от интереса, который "она представляла по существу для тогдашнего русского общества, приобретает ещё особенное значение, вследствие того обстоятельства, что К. окружали тогда крупные литературные силы, принимавшие деятельное участие в «Рус. Вест». Тогдашние журналы были все настроены либерально, и разница между ними заключалась лишь в оттенках, причём «Рус. Вест.» представлял собою правое, а «Современник» – левое крыло либеральной партии. К. выступает решительным защитником свободы слова, суда присяжных, местного самоуправления. В тогдашней деятельности К. обращает на себя ещё внимание борьба, которую он вёл с цензурою для расширения свободы печати в обсуждении общественных и государственных вопросов. Во всех случаях столкновения с цензурою он обращался к высшим властям с весьма обстоятельно и дельно изложенными записками, в которых излагал свои взгляды на текущие государственные и общественные вопросы. Благодаря связям, которые он имел в высших правительственных сферах, записки эти достигали цели. Через графа Строганова он заручился расположением гр. Блудова и кн. Вяземского, и таким образом даже гнев некоторых министров оказывался по отношению к нему бессильным. Результатом оживлённой деятельности К. было значительное расширение для всей печати сферы вопросов, допущенных к обсуждению. Этою тактикою К. стал пользоваться всё шире и шире, и ею в значительной степени объясняется то выдающееся значение, которое он приобрёл в качестве редактора «Моск. Вед.». В 1862 г. правительство решило сдать частным лицам в аренду как «С.-Петербургские», так и «Моск. Вед.». Благодаря высокой арендной плате, предложенной К., «Моск. Вед.» остались за ним, и он вторично вступил в редактирование этой газеты 1 января 1863 г. Через десять дней в Польше началось восстание. Сначала К. отнёсся к нему довольно спокойно. Только по мере того, как с разных сторон посыпались всеподданнейшие адресы и разгоралась дипломатическая переписка, К. стал помещать в своей газете страстные статьи, с одной стороны апеллируя к патриотическим чувствам русского народа, с другой требуя «не подавления польской народности, а призвания её к новой, общей с Россией политической жизни». Таково было настроение К. приблизительно до 15 апр. 1863 г., когда примирительное настроение в высших правительственных сферах уступило место более решительному, выразившемуся, между прочим, в назначении Муравьёва ген.-губернатором в Вильно. Независимо от строгих репрессивных мер, правительство решило вперёд опираться не на шляхту, а на польское крестьянство. В этих видах задумана была реформа, в силу которой польским крестьянам предоставлена была поземельная собственность и обеспечено их независимое социальное и экономическое существование. Первый в печати указал на необходимость этой реформы И. С. Аксаков; К. восстал против неё, доказывая, что она неосуществима, и требовал только продолжения репрессивных мер. В этом смысле он высказывался ещё осенью 1863 г., а 19 февр. следующего года реформа уже осуществилась. В данном случае, таким образом, К. не служил выразителем правительственной политики, в широком значении этого слова. Сочувствие, которое встретили статьи К. по польскому вопросу в некоторой части русского общества, внушило ему высокое мнение о публицистической его роли: он стал высказываться очень резко, и большинство его прежних покровителей в административных сферах от него отшатнулось. Он провозглашал, в начале 1866 г., что «истинный корень мятежа не в Париже, Варшаве или Вильно, а в Петербурге», в деятельности тех лиц, «которые не протестуют против сильных влияний, способствующих злу». Отказ К. напечатать первое предостережение, данное «Московск. Ведом.», повлёк за собою второе, а на следующий день третье предостережение, с приостановкою газеты на два месяца. Вслед затем ему удалось испросить Высочайшую аудиенцию, и он получил возможность возобновить свою деятельность, значительно, однако, умерив тон своих статей. В 1870 г. он снова получает предостережение и уже не отказывается, как в 1866 г., принять его, а сознаётся в своей ошибке и затем, до начала 80-х годов, не помещает в своей газете так называемых «горячих» статей, вызывавших против него неудовольствие высших административных сфер. Национальная политика, которой он стал придерживаться с 1863 г., под влиянием польских событий, не изменила сначала его воззрений на пользу реформ 60-х годов. Он высказывается и за обновлённый суд, и за земские учреждения, и вообще за коренное обновление нашей государственной и общественной жизни. Еще в 1870 г. он находит, что, если деятельность земства не вполне удовлетворительна, то это объясняется главным образом «глухим нерасположением правительственной власти к земским учреждениям». Окончательный поворот в его политическом настроении произошёл лишь в самом конце 70-х г. До тех пор он усматривал всё зло в польской или заграничной интриге, которая, будто бы, свила себе гнездо и в административных сферах; теперь он восстаёт против русской интеллигенции вообще и «чиновничьей» в особенности. «Как только заговорит и начнёт действовать наша интеллигенция, мы падаем», – провозглашает он, самым решительным образом осуждая и суд, и печать. После предоставления чрезвычайных полномочий графу Лорис-Меликову, К., однако, изменил свою точку зрения. Он приветствовал «новых людей, вошедших в государственное дело» (хотя в это время состоялось увольнение министра народного просвещения, графа Толстого), а на пушкинском празднике произнес речь, в которой заявляет, что «минутное сближение... поведёт к замирению» и что «на русской почве люди, также искренно желающие добра, как искренно сошлись все на празднике Пушкина, могут сталкиваться и враждовать между собою в общем деле только по недоразумению». Речь К. не встретила сочувствия присутствующих; Тургенев даже отвернулся от протянутого к нему К. бокала. Виновниками катастрофы 1 марта 1881 г. К. опять признавал поляков и интеллигенцию. После манифеста 29 апреля К. начал доказывать, что «ещё несколько месяцев, быть может недель прежнего режима – и крушение было бы неизбежно». С этого момента он с неслыханною резкостью начинает нападать на суды и земские учреждения, а также на некоторые ведомства. Будучи в начале 80-х годов горячим сторонником Бисмарка, которого он называл «более русским, чем наша дипломатия, не имеющая под собою национальной почвы», он к 1886 г. Восстаёт против той же. дипломатии за то, что она не желает ссориться с Германией, и говорит о «статьях, узурпаторски названных правительственными сообщениями». Он нападает и на финансовое ведомство, обвиняя его в том, что оно состоит из антиправительственных деятелей. То же обвинение взводится им и на министерство юстиции, когда представитель его (Д. Н. Набоков) в публичной речи счёл долгом опровергнуть нарекания на судебное ведомство (1885). Нападал К. и на правительствующий сенат, «чувствующий особую нежность ко всяким прерогативам земского самоуправства», и на государственный совет, усматривая в критическом отношении его к законопроектам доктринерство и обструкционизм и упрекая его за «игру в парламент», т. е. за деление на большинство и меньшинство и формулирование меньшинством отдельных мнений. Резкость тона вызвала неудовольствие против К. со стороны административных сфер, подвергавшихся его нападкам: К. приезжал в Петербург, чтобы представить объяснения. Вскоре после возвращения в Москву он умер, 20 июля 1887 г. – В отличие от других известных русских публицистов, всю свою жизнь остававшихся верными своим взглядам на общественные и государственные вопросы (Иван Аксаков, Кавелин, Чичерин и др.), К. много раз изменял свои мнения. В общем он постепенно, на протяжении с лишком 30-ти-летней публицистической деятельности, из умеренного либерала превратился в крайнего консерватора; но и тут последовательности у него не наблюдается. Так, например, в 1864 г. он не может нахвалиться гимназическим уставом 1864 г., называет его «огромною по своим размерам реформою», «одним из плодотворнейших дел царствования», «его славою». В 1865 г. К. уже находит, что этот устав «неудовлетворителен в подробностях своей программы». Когда министром народного просвещения становится граф Толстой (1866), К. пишет, что «всё дело реформы висит как бы на волоске», а в 1868 г., ко времени основания им лицея Цесаревича Николая, он уже безусловно, в самых резких выражениях, осуждает гимназический устав 1864 г., является затем главным сторонником гимназической реформы, а после её осуществления (1871) – наиболее прямолинейным защитником новых порядков. До конца 70-х гг. он решительно высказывается за свободу торговли, за восстановление ценности нашей денежной единицы, путём сокращения количества кредитных билетов, находящихся в народном обращении. С начала 80-х гг. он выступает ярым протекционистом и сторонником безграничного выпуска бумажных денег. Во время польского восстания он утверждает, что сближение с Францией «может нас только ронять и ослаблять». После посещения имп. Александром II парижской выставки в 1867 г. он находит, что «нет на земном шаре ни одного пункта... где бы Россия и Франция не могли оказывать друг другу содействия». Вслед затем, после покушения Березовского, он опять сомневается в пользе сближения с Францией. Вскоре он является горячим сторонником трех-императорского союза и прямо заявляет, после франко-прусской войны, что «усиление Германии нисколько для нас не опасно». Даже в 1875 г., когда только благодаря личному вмешательству имп. Александра II был предотвращён новый погром Франции, К. отозвался обо всём этом инциденте, как об «английской интриге», направленной к тому, чтобы «подорвать доверие между тремя императорами». После берлинского конгресса он высказывается против Германии и придерживается этой точки зрения до 1882 г., когда становится вновь сторонником князя Бисмарка. Четыре года спустя К. выставляет Бисмарка злейшим врагом России и видит всё спасение в союзе с Франциею. До 1885 г. (включительно) он признает государственными изменниками тех, кто высказывается за сближение с Францией, а с 1886 г. он сам решительно вступает в ряды сторонников такого сближения. При такой изменчивости публицистических взглядов К., нельзя искать их источника в науке или историческом и государственном опыте. К. проповедовал централизацию и децентрализацию, расширение местного самоуправления и усиление центральной власти, защищал суд присяжных и высказывался против него, был горячим фритредером и столь же горячим протекционистом, стоял за металлическое обращение и превозносил бумажно-денежное, отстаивал университетский уставь 1863 г. и усматривал в этом уставе причину падения науки. По той же причине весьма трудно определить общественное или государственное значение публицистической деятельности К. Так напр., симпатии общества, главным образом, сосредоточивались на Франции, на земском самоуправлении, на суде присяжных и т. д., К. же во всех этих вопросах постоянно менял свою точку зрения. Если бы советы К. были принимаемы во внимание, то невозможно было бы спокойное и правильное течение государственной жизни; постоянно приходилось бы заменять установленные законы новыми, противоположными. Нельзя признать К. и истолкователем правительственной политики: его взгляды часто не соответствовали или даже прямо противоречили правительственным начинаниям. Влияние его, достигавшее особой силы в периоды совпадения тех или других его мнений с намерениями и видами правительства, объясняется в значительной степени публицистическим его талантом, а также свободой, с которою он, в противоположность многим другим писателям, мог высказывать свои взгляды.
Трудов, посвящённых оценке деятельности К., пока ещё очень немного в нашей литературе. Главные из них: Любимов, «М. Н. К.» (по личным воспоминаниям, СПб., 1889); Неведенский, «К. и его время» (СПб., 1888). Кроме того, в год смерти К. были помещены в разных повременных изданиях некрологи покойного публициста и отзывы о его деятельности (см., напр., общественную хронику в. № 9 «Вестн. Европы» за 1887 г.). Из произведений К. отдельно изданы, кроме вышеуказанных его диссертаций, два сборника его статей, помещавшихся в «Моск. Вед.»: «М. Н. К., 1863 г.» (М., 1887) и «М. Н. К., 1864 г.» (М., 1887). И. А.

Ссылка на страницу: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона
Теги: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона
Просмотров: 240 | | Рейтинг: 0.0/0 Символов: 51396

ТОП материалов, отсортированных по комментариям
ТОП материалов, отсортированных по дате добавления
ТОП материалов, отсортированных по рейтингу
ТОП материалов, отсортированных по просмотрам

Всего комментариев: 0
avatar


close