Главная » Психологический словарь


12:26
Психологический словарь
ТЕНЬ

(SHADOW)



См. термины аналитической психологии.





ТЕОРИЯ БИОНА

(BION’S THEORY)



Уилфред P. Бион родился в 1897 году в Маттре (Индия) в семье британского служащего, потомка гугенотов. С восьми лет обучался в Англии. Обучаться психоанализу начал в 1930 году у Джона Рикмана, затем учился под руководством Мелани Кляйн. С 1962-го по 1965-й год являлся президентом Британского психоаналитического общества. В 1966 году переехал в Лос-Анджелес, где работал вплоть до смерти в 1981 году. Основные психоаналитические труды Биона посвящены психологии групп и проблеме психотического мышления.

Бионом описаны два типа поведения, наблюдающиеся в каждой группе. Они обозначены как модальность рабочей группы и стиль базисных допущений. Рабочая группа определяет свои задачи, разрабатывает цели и способствует кооперации членов группы. В своей теории Бион прежде всего исследует вопрос, почему так часто в группах не вырабатывается рабочий модус поведения. Им выделены также три вида базисных допущений — зависимость, борьба/бегство и спаривание, представляющих собой различные стили поведения внутри группы, ориентированного не вовне — на реальность, а вовнутрь — на фантазию. Эти допущения нередко препятствуют решению групповых задач, но их энергию можно все же использовать для выполнения этих задач. Базисные допущения представляют собой отвергаемую часть индивида; они, следовательно, анонимны, действуют безжалостно и поэтому вызывают страх (Rioch, 1970).

Применив аналитические концепции Мелани Кляйн к группам, Бион сравнивал их ситуацию с регрессией к более раним стадиям психического функционирования, на которых реактивируются психозоподобные тревоги и примитивные защиты от них, а именно проективная идентификация и расщепление (Ganzarain, 1980, 1988). Групповая регрессия препятствует символизации и вербальной коммуникации в группе. Чем более выражена тенденция к функционированию группы на уровне базисных допущений, “тем меньше возможностей для использования вербальной коммуникации из-за преобладания невербального взаимодействия... Группы, по мнению Фрейда, будут приближаться к невротическим паттернам поведения, тогда как, на мой взгляд, они будут приближаться к паттернам психотического поведения” (Bion, 1961, c. 181). Одна из промежуточных целей психоаналитической групповой психотерапии, согласно Биону, состоит в необходимости раскрытия психотических проявлений, поскольку “...основной целью является проработка примитивных групповых защит (или базисных допущений) от психотических тревог, присущих всем членам группы, реактивированных в регрессивных взаимоотношениях переноса в группе. Однако, как достичь этой цели, он не показал” (Ganzarain, 1988).

Бион также использовал идеи Кляйн для объяснения особенностей психотического мышления, в частности, понятие проективной идентификации и расщепления, которые он рассматривал как характерные защиты “шизо-паранойяльной позиции”. Неприязнь к реальности, считал он, способна обратить инстинктивную агрессию вовнутрь, расстраивая тем самым функции восприятия, в результате чего объективная, внешняя реальность не может восприниматься адекватным образом. Подобные нарушения влияют также на понимание индивидом эмоциональной, субъективной, интрапсихической реальности. В результате функции органов чувств и самосознание, будучи спроецированными и расщепленными на множество отдельных фрагментов, становятся дезорганизованными. В дальнейшем приступы враждебности нарушают интегративные способности, делая практически невозможным развитие или трансформацию мышления и тем самым ограничивая психотических индивидов в основном рудиментарными, неинтегрированными и фрагментарными мыслями.

Бион изучал также взаимодействие между аналитиком и пациентом, показывая, как аналитик выступает в роли “принимающего”, который интуитивно понимает и трансформирует сообщения пациента, включая вышеупомянутые спроецированные бессознательные тревоги. То, как действует аналитик, детально показано в книге Биона “Внимание и интерпретация”.



Альфа-функция

(Alpha Function)

Процесс восприятия психикой и дальнейшей трансформации “сырого” материала эмоциональных переживаний (бета-элементов) в чувствах, мышлении, сновидении и т.д. Альфа-функция включает в себя многое из того, что принято называть первичным процессом, но также содержит некоторые элементы вторичного процесса, в частности, основанные на реальных переживаниях.



Альфа-элемент

(Alpha Element)

Психический материал, доступный для дальнейшей психической трансформации, подобно тому, как промежуточные ингредиенты психического метаболизма оказываются пригодными для психического функционирования — в сновидениях, памяти, эмоциях и т.д. Альфа-элементы включают посредством альфа-функции воспринимаемые структурами Я проявления сенсорного и эмоционального опыта (то есть бета-элементы).



Бета-элемент

(Beta Element)

Сенсорная часть эмоциональных событий, проявляющаяся либо до осуществления процессов восприятия и трансформации переживаний (посредством альфа-функции), либо в качестве ингредиентов предопыта, которые стремятся пробиться в психику, но не имеют доступа к альфа-функциям и поэтому не могут трансформироваться в психические элементы. Бета-элементы пригодны только для неосуществленной проективной идентификации.

Задумчивость

(Reverie)

Установка, которую мать, выступая в качестве пригодного “контейнера”, принимает по отношению к проекциям ребенка, которые, не будучи абсорбированными материнским “контейнером”, становятся причиной “безотчетного страха”. Состояние задумчивости близко понятию “первичной материнской озабоченности” Винникотта.

Контейнер/содержимое

(Container/Contained)

Обозначение основы любых отношений между двумя и более людьми, будь то ребенок и мать, мужчина и женщина, индивид и общество. В большинстве моделей ребенок проецирует часть своей психики, особенно неконтролируемые эмоции. Эти проекции абсорбируются матерью, “переводятся” на понятный язык, а затем, наполненные смыслом, возвращаются по назначению. В результате полный цикл представляет собой трансформацию детской проективной идентификации в осмысленное содержание. Эта концепция близка понятиям поддерживающей среды Винникотта и объектов Самости Кохута.



Понятие/предпонятие

(Conception/Preconception)

Соотношение между антиципацией переживания (например, груди) и его реализацией, в случае которой понятие возникает в результате трансформации предпонятия. Предпонятия могут быть либо унаследованными (врожденными в смысле платоновской “идеи”), либо приобретенными на основе предыдущего опыта.



[88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 344, 345, 390, 725]





ТЕОРИЯ ВИННИКОТТА

(WINNICOTT’S THEORY)



Дональд Вудс Винникотт родился в 1896 году в Плимуте (Англия) — оплоте религиозного нонконформизма. Его отец посвятил себя гражданской деятельности, ценности которой были восприняты и продолжены сыном. Живой интерес к трудам Ч. Дарвина и знакомство с ними убедили Винникотта в необходимости серьезного биологического образования. Сначала он поступил на биологический факультет Кембриджа, а затем продолжил обучение в области общей медицины и педиатрии. Сорок лет практической работы в детской клинике предоставили ему великолепную возможность наблюдать за поведением матерей и их детей. Свой первый анализ Винникотт проходил в течение десяти лет у Джеймса Стрейчи, за этим последовал еще один краткий анализ у Джоан Ривьеры. В 30-е годы Винникотт работал под руководством Мелани Кляйн, которую впоследствии считал своим учителем и наиболее продуктивным после Фрейда психоаналитиком.

В годы Второй мировой войны, в период кризиса Британского психоаналитического общества и его раскола на последователей Кляйн и Анны Фрейд, Винникотт попытался создать независимую группу. Споры и дискуссии укрепили его воззрения на значимость факторов окружения в развитии ребенка, что в определенной степени противоречило взглядам Кляйн.

Наряду с педиатрической работой и детским анализом Винникотт занимался лечением психических расстройств у взрослых пациентов. Эта работа заключалась в достижении того, что он называл “фазой управления” пациентом, который “регрессировал к зависимости” (значение термина регрессия Винникотт понимал иначе, чем Фрейд). Такие пациенты нуждаются скорее в устойчивой эмоциональной поддержке или заботе, нежели в предваряющей анализ интерпретационной работе (хотя в редких случаях он действительно держал пациента за руку). В процессе практической деятельности Винникотт пришел к выводу, что поведение терапевта имеет не меньшее значение, чем его умение хорошо интерпретировать конфликты. Отсюда и его убежденность в важной роли матери в раннем развитии ребенка. Многочисленные собственные исследования и наблюдения позволили Винникотту построить логичную и цельную теорию раннего детского развития, начинающегося с состояния беспокойства матери о ребенке (первичной материнской озабоченности).

В работах Винникотта фигуре отца уделяется значительно меньше внимания — он писал прежде всего о пациентах, проблемы которых проистекали из ранних взаимоотношений с матерью.

Настоящего признания Винникотт добился благодаря разработанной им концепции переходного объекта. Он считал, что потребность ребенка иметь любимый предмет (игрушку), за которым нужно ухаживать, является моментом, в котором чувство всемогущества пересекается с влияниями внешней среды. Пытаясь создать идеальный объект, ребенок неизбежно сталкивается с реальными объектами, существующими в конкретной среде. При этом точка пересечения внешнего и внутреннего становится отправным пунктом как для образования чувства безопасности и комфорта, так и для выявления парадоксальности окружающего мира. Очевидно, что ребенок не в состоянии ответить на вопрос, является ли необходимый и незаменимый для него объект реальностью или плодом его воображения (этот же парадокс сохраняется и в творческой жизни, включающей в себя игру и культурный опыт всего человечества). Винникотт полагал, что, хотя люди должны прогрессировать в направлении принятия индифферентности вселенной, мира “не-Я”, им требуются также минуты покоя, когда напряжение, связанное с дифференциацией внутренней и внешней реальности, не нужно поддерживать.

Работая во время Второй мировой войны с делинквентными детьми, Винникотт ввел еще одно понятие — антисоциальная тенденция. Он рассматривал первые антисоциальные действия как проявление чувства ребенка, что его обманули в том, что по праву принадлежало ему, то есть прочная пара родителей. Винникотт сумел проследить источники этой тенденции у детей, чье нормальное воспитание в раннем возрасте было прервано на втором или третьем году жизни.

Идеи Винникотта об “истинной” и “ложной” Самости основывались на его наблюдениях за последствиями ранней депривации. Истинная Самость развивается в атмосфере доброжелательности и приятия ребенка достаточно хорошей матерью, способной понимать значение спонтанных жестов ребенка. Нарушение этого процесса приводит к отказу ребенка от аутентичности и спонтанности. Он отвечает на враждебный мир ложной Самостью, которая превращается в действительную. Многочисленные градации подобных личностных расстройств можно наблюдать в клинической работе.

Идеи Винникотта, представленные в его последней работе “Использование объекта”, получили признание лишь постепенно. Он всю жизнь занимался изучением природы реальности, и в этой работе он выдвигает положение, что агрессивное влечение, свойство любых отношений, есть постоянно формирующая реальность. Выживая в этой постоянной деструкции, объект становится “используемым”. Это слово не относится к частичному объекту.

Диапазон и релевантность теоретических разработок Винникотта лучше всего отражает его сборник “Терапевтические консультации в детской психиатрии”. В кратком взаимодействии с детьми, часто с использованием игры в каракули, в которой он и ребенок поочередно дополняли произвольную картинку, Винникотт показывает, как можно распознать смысл передаваемых сообщений, и на этой основе разработал способы интервенции, способные облегчить возобновление развития. Книга “Пигля” (1977), посвященная описанию случая маленькой девочки, показывает, как он может эффективно работать в условиях сокращенного варианта анализа, проведенного “по требованию”.

Сочинения Винникотта рассчитаны на разные аудитории. Многие его книги по-прежнему популярны и среди читателей-непрофессионалов. Он не дает советов родителям, но побуждает их выбирать курс действий, основанный на понимании. Влияние Винникотта до самой его смерти постоянно росло. На протяжении долгой своей карьеры он оставался представителем психоанализа как строгого предприятия, основным инструментом которого являлась интерпретация в контексте молчаливого и тщательного наблюдения.



Достаточно хорошая мать

(Good Enough Mother)

Термин, обозначающий мать, обеспечивающую зависимому от нее ребенку внешнюю заботу и оптимальные условия комфорта. Такая мать отвечает на симбиотические потребности ребенка, помогая тем самым сформировать его “жестовую” телесную Самость и ласково и активно создавая основы для любви к объекту. Такая мать, ограничивая свои потребности и жертвуя собственным временем, действует в нужный момент, то есть когда ребенок фрустрирован, агрессивен и т.п., с максимальной эмпатией и ответственностью. Тем самым ребенок получает относительную свободу для выражения своей потребности во всемогуществе, а также удовлетворительный человеческий контекст для субъективного смысла своего существования, самовыражения и креативности.

Винникотт подчеркивал, что “достаточно хорошей” мать становится отнюдь не благодаря штудированию пособий по материнству, а за счет собственного, естественного понимания роли матери. По мере взросления ребенка адаптационные способности матери по отношению к нему постепенно снижаются, и на ее накапливающихся ошибках младенец учится “видеть”, что он вовсе не столь всемогущ. Как только ребенок теряет чувство всемогущества, он приобретает чувство риска и дифференцирует агрессивное использование объектного мира.



Забота

(Holding)

Термин, обозначающий обеспечение матерью потребностей зависимого от нее ребенка, а также организацию и регуляцию влияний, оказываемых на него со стороны внешнего мира. Забота отражает естественные способности, умение опекать и сохранять в постоянстве качества достаточно хорошей матери. Благодаря заботе младенец испытывает чувство всемогущества, рассматриваемое Винникоттом в качестве одного из важнейших признаков здорового развития. Оно обеспечивает ощущение достаточной безопасности и без соответствующей заботы не формируется. Заботу или средовую мать следует отличать от объектной матери, которая, согласно Винникотту, создает условия для достижения частичного, направленного на отдельные объекты удовлетворения Оно при условии, что объектные отношения и организация Я ребенка достигли определенного уровня развития. Заботливая среда должна подготовить ребенка к более поздним стадиям развития и к более дифференцированным переживаниям, которые они обязательно предполагают.

Понятие заботливой среды использовалось Винникоттом, Моделлом и др. для концептуализации неспецифического поддерживающего постоянства, обеспечиваемого аналитиком и аналитической ситуацией. Регулярность визитов и их регламентация, ритуалы прихода и ухода, эмпатия, ровный голос и само постоянство объектов, помещений и их интерьеров вносят свой вклад в метафорическую заботу, которая способна помочь сдержать дезинтеграцию, возникающую в процессе терапии.



См. достаточно хорошая мать.

Игра

(Playing)

Винникотт относил себя к тем исследователям, которые придерживаются взглядов на игру как на разновидность творческого процесса (Шиллер, Гроос, Ранк, Хейзинга, Калло, Брунер). Свободная игра с использованием игрушек и игровых предметов, дериватов переходных объектов или феноменов, создаваемых в метафорическом воображаемом пространстве (подобно детским забавам без жестко устанавливаемых правил) расширяет возможности диалога между матерью и ребенком. Таким образом, термин игра используется Винникоттом в прогрессивном, креативном значении. Если истинная Самость (унаследованная диспозиция ребенка) развивается благодаря спонтанным жестам, то игра становится средством выражения этой истинной Самости.

Игра является “работой” ребенка, и для некоторых она становится формой психотерапевтического сотрудничества. В оптимальных условиях игра представляет собой активность Я, минимально катектированную либидинозной или агрессивной энергией. Игра происходит не только в потенциальном пространстве между ребенком и матерью, но и между пациентом и терапевтом. Если психотерапия осуществляется в точке пересечения двух игровых полей, то есть пациента и терапевта, то тогда свободные ассоциации и аналитическая интерпретация составляют игровую канву двух субъективных миров — канву, облегчающую проявление истинной Самости пациента. Неслучайно между игровыми символами и символами сновидений существует тесная взаимосвязь. Эта концепция игры может быть легко экстраполирована на область развития речи и речевых игр.



См. потенциальное пространство.



Игра в каракули

(Squiggle Game)

Кратковременный контакт с ребенком, имеющий, согласно Винникотту, диагностическое и терапевтическое значение. В этой игре терапевт проводит произвольную линию, которую затем продолжает ребенок. Такая игра сочетает элементы свободной игры и ассоциативной деятельности, что облегчает ребенку более непосредственный контакт с терапевтом. При этом взаимодействие всегда имеет некий конструктивный смысл. Игра в каракули может служить моделью для проведения аналитической или любой другой психотерапевтической интерпретации не только детских, но и взрослых рисунков.



См. переходный объект, потенциальное пространство.



Истинная Самость,

ложная Самость

(True Self, False Self)

Понятия, имеющее особое значение в представлениях Винникотта о развитии в раннем возрасте. Истинная Самость представляет собой “врожденный потенциал”, составляющий “суть” ребенка. Непрерывность развития истинной Самости и ее становление облегчается достаточно хорошей матерью, обеспечивающей ребенка здоровой средой и соответствующим образом отвечающей на его сенсомоторные “запросы” и потребности Самости. Кроме того, достаточно хорошая мать создает условия для адекватного удовлетворения Оно ребенка, когда его влечения организованы в виде функционирующей системы. Истинная Самость развивает свой индивидуальный язык с помощью материнской поддержки и опеки, поддерживающей непрерывность и постоянство существования ребенка и помогающей ему разработать индивидуально-экспрессивные качества на основе стержневых характеристик Самости и индивидуального чувства реальности. Винникотт рассматривал истинную Самость в связи со спонтанной репрезентацией Оно. Поэтому внешние проявления Самости, согласно Винникотту, в феноменологическом смысле так же “неуловимы” и эфемерны, как и репрезентанты инстинктов.

Ложная Самость, подобно Я, представляет собой стабильную, обратимую и постоянно функционирующую структуру. Винникотт полагал, что некоторые индивиды страдают своеобразными расстройствами ложной Самости — так, в частности, можно рассматривать шизоидный характер, — но он также считал, что такое разделение Самости на истинную и ложную является совершенно нормальным. Таким образом, истинную и ложную Самость следует, согласно Винникотту, соотносить не с морально-этическими качествами личности, а с особенностями восприятия себя и других, поддерживающих спонтанную экспрессию (истинную Самость) либо “реактивные” аспекты жизни (ложную Самость).

Проявления ложной Самости могут указывать на отсутствие или “сокрытие” истинной Самости, что обычно наблюдается у шизоидных индивидов. Если мать не способна удовлетворять сенсомоторное “Оно” ребенка и ориентируется не на то, что есть в реальности, а на свои чувства, то у ребенка формируется ложная Самость. Апперцепция берет верх над перцепцией.

Каждый индивид обладает социальной Самостью, соответствующим определенной части структуры ложной Самости и формирующимся из нее. На другом конце этого спектра находится индивид, оперирующий в основном ложной Самостью, соответствующей тому, что Хелен Дойч (1942) описала в качестве “как будто личности”. С ложной Самостью часто связана интеллектуализация.



Первичная креативность

(Primary Creativity)

Термин, обозначающий наиболее ранние проявления и первичные источники творческих способностей ребенка. Первичная креативность отражает принципиальную возможность ребенка творчески воспринимать мир и играть. Этот термин относится скорее к креативности обыденной жизни, нежели к творческим процессам одаренных людей и художников.

Базисной моделью способности к творческому восприятию является переживание ребенком объектного мира, представленного достаточно хорошей матерью. Ребенок может испытывать чувство, что объект не помещен в этот мир, а сотворен им самим. Подобная примитивная детская иллюзия является предшественником последующих более сложных состояний Самости, включающих в себя игру и использование субъективных способов переживания, то есть способность доверять. Понятием первичной креативности Винникотт описывает начальные этапы развития индивида.



Первичная материнская

озабоченность

(Primary Maternal Preoccupation)

Термин, обозначающий психическое состояние матери, возникающее еще до рождения ребенка и сохраняющееся на протяжении нескольких первых недель его жизни, когда мать полностью поглощена младенцем. Она настолько игнорирует внешний мир, что, если бы не ребенок, это можно было бы рассматривать как патологический уход от реальности. Однако материнская озабоченность — это адаптивный уход, “здоровая болезнь”, необходимая для того, чтобы обеспечить ребенку переход из пренатального состояния во внешний мир. Мать становится “заботливой” или “средовой” матерью, обеспечивающей ребенку стабильность, устойчивость и ощущение “вхождения в жизнь”. Она удовлетворяет не влечения, а потребности, поскольку, по мнению Винникотта, на этой стадии детского развития влечения пока еще не являются организованным единством.



См. достаточно хорошая мать, забота.



Переходный объект,

переходный феномен

(Transitional Object,

Transitional Phenomenon)

Первое обладание ребенком внешним неодушевленным, но чрезвычайно значимым для него предметом, обычно небольшой мягкой игрушкой, которая используется младенцем в процессе эмоционального отделения от первичного объекта любви при стрессе, часто также при отходе ко сну (Winnicott, 1954). Переходный объект должен иметь характерный запах и вызывать ощущения, напоминающие ребенку мать. Такой объект создает младенцу иллюзию комфорта, сравнимого с успокаивающим воздействием матери (при ее отсутствии в данный момент). Переходный объект, будучи под постоянным контролем начинающего ходить младенца, помогает ему в отсутствие матери достичь необходимой степени самостоятельности. И хотя ребенок уже в возрасте двух—четырех лет отказывается от предметов, играющих роль переходного объекта, они и позже продолжают ассоциироваться с ситуацией комфорта.

Совокупность переходных феноменов Винникотт определял более широко. Он включал сюда также звуки — детский лепет или “пение” перед засыпанием, а также различные материальные объекты, лишь отчасти воспринимаемые как принадлежащие внешней реальности. В более поздние периоды жизни подобные звуки, предметы и другие объекты смещаются с первичного объекта любви и, выступая в качестве переходных гиперкатектированных и сверхсимволизированных, начинают функционировать как заместители материнского объекта. Переходные феномены обеспечивают ребенку осуществление определенной самодостаточности и противодействуют чувствам, связанным с утратой объекта и одиночеством, заброшенностью и ненужностью. Кроме того, они являются индикатором эффективности попыток Я разрешить дилемму объектных отношений, попыток сохранить иллюзии любящей, заботливой и успокаивающей матери.

Дериваты первоначальных переходных объектов можно обнаружить в раннем подростковом возрасте (Downey, 1978). В этом возрасте переходные объектные феномены представлены в виде типичных подростковых игр, интереса к музыке, модной одежде, кино, погруженности в быстро сменяющие друг друга “важные” виды творческой деятельности.

Эти объекты или переживания порождают иллюзию симбиоза с матерью в период развития, когда репрезентанты Самости и объектов отделены друг от друга и дифференцированы лишь частично. Переходные объекты и феномены воспринимаются одновременно и как “мое” и как “не мое”, либо наоборот — как “не мое” и как “не не мое”. Они представляют собой своеобразную кристаллизацию того, что обозначается термином переходный процесс (Rose, 1978), то есть процесс, направленный на установление динамического равновесия между относительно стабильной Самостью, с одной стороны, и изменчивой реальностью — с другой. Этот процесс можно рассматривать также в качестве своеобразной области пересечения внутреннего и внешнего мира (переходная область по Винникотту) или взаимного перекрывания первичного и вторичного процессов. Внешне переходный процесс проявляется в виде переходных объектов и феноменов. Последние могут выступать в роли психических организаторов (Metcalf and Spitz, 1978) процесса сепарации-индивидуации; они могут существенно облегчать приспособление ребенка к новым условиям, когда тот испытывает амбивалентные переживания по отношению к матери. Они могут также более отчетливо очертить связи между Самостью Я и внешним миром и, наконец, могут создавать важное подкрепление для образа тела — наиболее хрупкого образования, поддающегося регрессии при стрессе и во время сна.

Если переходные объекты становятся необходимыми, часто в результате недостаточно хорошего материнства, они приобретают качество фетиша. Утрачивая свои “здоровые” свойства, способствующие развитию индивида, они становятся “клочками” (Greenacre, 1969, 1970) Самости, Я, образа тела. При этом вопрос о патологических переходных объектах или феноменах остается открытым. Некоторые авторы ограничивают теоретическую концепцию переходных объектов рамками периода после последней фазы сепарации-индивидуации по Малер, то есть отрезком развития “на пути к постоянству объектов”. Если переходные объекты и феномены сохраняются после этого времени, они неизбежно становятся фетишами. Концепция Винникотта, однако, шире; ее трудно оценить. Несомненно, что у многих детей переходные объекты и феномены сохраняются в течение первых десяти лет жизни. Тем не менее это понятие не следует применять слишком широко и трактовать символические объекты как переходные.



См. достаточно хорошая мать, потенциальное пространство, предшественник объекта, символ.

[77, 141, 157, 170, 215, 339, 375, 376, 384, 393, 439, 590, 607, 615, 645, 729, 732, 762, 883, 884, 885, 886, 887, 888, 889, 890, 892]



Потенциальное пространство

(Potential Space)

Гипотетическое поле взаимной творческой активности матери и ребенка. Так, мать вводит в обиход ребенка новый объект именно в тот момент, когда младенец способен не только использовать его для выражения своего субъективного переживания, но и одновременно “ухватить” и запомнить основные качества этого объекта. Пространство между ребенком и матерью является лишь потенциальной областью, поскольку ее доступность зависит от ухода за ребенком со стороны достаточно хорошей матери. Однажды возникшее и использованное, это пространство становится источником образования других потенциальных областей между ребенком и другими объектами. “Внутри” потенциального пространства осуществляется взаимодействие “внутреннего” и “внешнего”; сначала появляются переходные объекты, затем, в ходе дальнейшего развития и интернализации, реализуется способность к символической игре, материализуются творческое и эстетическое восприятие.

Понятие потенциального пространства используется в качестве модели в разных других областях — эстетике, антропологии, литературе, драматургии и др.



См. переходный объект.



Предшественник объекта

(Precursor Object)

Неодушевленные объекты, предоставляемые матерью или являющиеся частью тела матери или ребенка, которые ребенок засовывает в рот и использует для своего утешения. Термин предшественник объекта предложен Винникоттом, однако детально описан Ренатой Гаддини (1978). В качестве таких объектов младенец может использовать свой язык, волосы, пальцы, руки, пустышку или бутылочку. Рената Гаддини выделила ранние “предшественники объекта для рта” (например, пустышка) и более поздние “предшественники объекта, связанные с кожным контактом и тактильными ощущениями” (например, плюшевый медвежонок). Последние предшественники объекта выполняют функции будущего переходного объекта. В процессе развития все три типа объектов последовательно сменяют друг друга. Нарушения формирования предшественников объекта сопровождаются ранними психосоматическими расстройствами, такими, как кишечные колики, детская астма и др. Это свидетельствует о том, что досимволическая сенсомоторная, соматопсихическая стадия, на протяжении которой используются предшественники объекта, определяет глубину патологических нарушений, центрирующихся вокруг специфических расстройств развития, включающих эти объекты.



См. переходный объект.



Рабочее Я

(Working Ego)

Специфический атрибут работы каждого аналитика (Fliess, 1942). У хорошо обученного и тренированного аналитика рабочее Я достигает значительной степени развития и независимости, что позволяет ему справляться со всеми превратностями психоаналитической ситуации. Понятие рабочего Я имеет эвристическое значение при анализе деятельности каждого аналитика — его психологии, развития, мотиваций, индивидуальных качеств и стиля работы, а также особенностей его автономных аналитических качеств. Рабочее Я сопоставимо с описываемым Исаковером “аналитическим инструментом” (Malcove, 1975), но не идентично ему. Последнее понятие не включает умения, приобретенные анализируемым человеком, хотя в определенной степени пациент пытается идентифицировать себя с некоторыми сторонами действующего рабочего Я аналитика.

Основными функциями рабочего Я являются: 1) равномерное распределение внимания, включая структурированную интроспекцию, умение наблюдать и выслушивать в соответствии с психоаналитическими правилами и принципами; 2) способность к кратковременной частичной регрессии ради достижения эмпатического восприятия, то есть способность перемещаться между первичным и вторичным процессами параллельно с пациентом; 3) интеграция в единую модель всех сведений о пациенте, полученных благодаря эмпатии и наблюдению, способствующая более глубокому пониманию анализируемого и обеспечивающая тактичную и своевременную интерпретацию. Наконец, рабочее Я действует в рамках терапевтического альянса, инициируя и способствуя распознанию и проработке переноса и сопротивления.



См. аналитический инструмент, перенос, проработка, сопротивление, терапевтический альянс, эмпатия.





ТЕОРИЯ ВЛЕЧЕНИЙ

(ТЕОРИЯ ИНСТИНКТОВ)

(INSTINCT THEORY)



Центральной гипотезой психоаналитических построений является положение об эндогенных источниках мотивации человеческого поведения. Такие источники были обозначены термином влечения, или инстинкты. По словам Фрейда (1915), влечения (инстинкты) представляют собой “...меру требований к работе психики вследствии ее связи с телом” (с. 122). В качестве главных побудителей поведения они отражают влияние врожденных, соматически обусловленных и характерных для всех людей биологических сил. Несмотря на то, что классификация влечений Фрейдом постоянно развивалась, неизменным всегда оставалась их полярность. Фрейд полагал, что всякая мотивация в конечном итоге сводима к двум противоположным всеобъемлющим тенденциям. Можно выделить три или четыре предложенные им классификации:

1) сексуальные влечения / влечения к самосохранению (влечения Я);

2) (а) объектная любовь / любовь к себе;

(б) сексуальные влечения / агрессивные влечения;

3) влечение к жизни / влечение к смерти.

Хотя значение эндогенных источников мотивации поведения до сих пор остается краеугольным камнем психоаналитической психологии, многие аналитики выражают сомнение в эвристической ценности концепции инстинктов.



См. инстинкт, инстинктивные влечения.

[285]





ТЕОРИЯ КЛЯЙН

(KLEINIAN THEORY)



Мелани Кляйн — одна из наиболее влиятельных фигур в мировом психоанализе, хотя ее работы в Соединенных Штатах менее известны, чем в Европе. Мелани Райцес, младшая из четырех детей, родилась в 1882 году в Вене. В 21 год вышла замуж за Артура Кляйна, родила троих детей. С 1910-го по 1919-й год семья жила в Будапеште. В пятилетнем возрасте Мелани Кляйн потеряла сестру, а вскоре и брата. “Эти утраты, усиленные гибелью ее старшего сына в катастрофе, по-видимому, определили тот депрессивный фон, который просматривался в течение всей жизни Мелани Кляйн и способствовал ее чувствительности к депрессивной позиции” (Katz, 1985, с. 210). Хроническое депрессивное состояние привело ее к Ференци, у которого она лечилась. В 1921 году Кляйн разошлась с мужем и с двумя детьми переехала в Берлин. Брак был расторгнут лишь спустя два года. Аналитиком Кляйн стал Карл Абрахам, помогавший ей впоследствии в аналитической работе с детьми. Он умер в 1925 году, а в 1926-м Мелани Кляйн по приглашению Эрнеста Джонса приехала в Лондон и здесь до своей кончины в 1960 году в возрасте 78 лет продолжала клинические и теоретические исследования.

Мелани Кляйн привлекали идеи Фрейда об объектах, чувстве вины, тревоге, фантазии и влечении к смерти, которые она переработала в теорию ранней агрессии. Направление, которое она приняла, “делало акцент на исследовании развития в раннем возрасте, а также открыло путь к психоаналитической работе с психотиками” (Turkle, 1986). Игровая техника, разработанная ею для детей, “открыла богатство внутреннего мира ребенка, населенного как фантастическими частичными объектами, так и реальными людьми. Она вскрыла существование примитивных бессознательных фантазий, тревог и способов защиты. Достигнутое ею понимание ранних примитивных механизмов открыло путь к анализу пограничных больных и психотиков, успешно разрабатываемому ее сотрудниками и учениками” (Segal, 1986).

В процессе лечения детей Кляйн обнаружила, что пациенты переносят на аналитика не столько отношения к реальным, сколько к воображаемым, внутренним родителям. Поэтому она сделала акцент на значении ранних внутренних объектных отношений как для нормального, так и для патологического развития детей и взрослых. Она полагала, что формирование Сверх-Я начинается значительно раньше, нежели обычно считалось. При этом образующиеся агрессивные побуждения могут способствовать развитию состояний, описанных Кляйн под названиями паранойяльно-шизоидной и депрессивной позиций, а также к маниакальным защитам от тревоги. Выявленные ею позиции представляли собой теоретический шаг вперед по сравнению с моделями онтогенеза инстинктивных влечений у Фрейда. Рассматривая концепцию стадийности развития, Кляйн сместила акценты в сторону взаимоотношений с объектом; постулированные ею позиции подразумевали смешение влечений, защитных проявлений и отношений с объектом, наблюдаемые в аффективно окрашенных сновидениях. И хотя паранойяльно-шизоидная и депрессивная позиции действительно отражают определенные фазы развития, термин “позиция” подразумевает прежде всего феномены “специфических сочетаний объектных отношений, тревоги и защиты, выявляемые на протяжении всей жизни индивида, а не только в течение определенных фаз развития. Депрессивная позиция при этом не вытесняет полностью паранойяльно-шизоидную; достижение полной интеграции здесь невозможно, поскольку защита от депрессивного конфликта, активизируя регрессию к паранойяльно-шизоидным феноменам, вынуждает индивида постоянно колебаться между ними двумя” (Segal, 1986, с. IХ).

Формулировки Мелани Кляйн подвергались критике из-за того, что, хотя они выражены теоретическими терминами, фактически они представляют собой смесь клинических и теоретических идей, которые, по мнению Кляйн, могли быть непосредственно применены в клинической работе. В частности, возражения касались утверждения Кляйн, согласно которому негативный перенос и агрессивно-деструктивные импульсы ребенка или взрослого пациента могут и, более того, должны проявляться непосредственно во время анализа, не подвергая при этом опасности развитие терапевтического альянса. Вызывают также возражения и следующие идеи Кляйн:

l Концепция врожденного влечения к смерти и то, что его ранней формой проявления является зависть.

l Приписывание новорожденному

“врожденных” знаний.

l Чрезмерное внимание к интрапсихическому развитию в течение первого года жизни и относительное игнорирование дальнейшего развития Я и Сверх-Я.

l Техники, применявшиеся ко всем уровням патологии, фокусируются почти без исключения на процессах переноса.

l Преждевременная глубинная интерпретация бессознательных фантазий в ущерб анализу характера.

l Представление об эквивалентности детских игр и свободных ассоциаций у взрослых.



Идеи Мелани Кляйн во многом соответствовали воззрениям Эрнеста Джонса и других членов Британского общества. В частности, это касалось положений о роли догенитальных и врожденных детерминант, противостоящих воздействиям внешнего стресса, о раннем развитии женской сексуальности, а также о роли агрессии в тревожных состояниях. Так называемая “кляйнианская группа”, объединившаяся в Британском институте вокруг самой Кляйн, разрасталась. Однако ее теории о раннем развитии организованных фантазий и психических процессов стали вызывать много споров, особенно после того, как в Лондоне обосновалась Анна Фрейд, взгляды которой существенно отличались. Между двумя этими детскими аналитиками развернулось настоящее соперничество. И хотя в то время Британскому институту удалось избежать формального раскола, все же четкая демаркационная линия была определена, и группы распались на последователей Мелани Кляйн, Анны Фрейд и промежуточную, назвавшую себя “независимой”. Дальнейшее развитие и утверждение идей Кляйн осуществлялось ее талантливыми учениками и сотрудниками. Влияние ее школы постепенно распространилось на страны Европы и Северной Америки. Ее идеи нашли отклик у многих пациентов, страдавших психотическими расстройствами и не находивших поддержки у аналитиков “некляйнианской” ориентации. Кроме того, Кляйн более скрупулезно прослеживала судьбу агрессивного влечения, чем другие психоаналитики, и своим подходом она призывала вернуться в глубины бессознательного, в глубинные примитивные влечения и психические механизмы, в противоположность абстракциям психологии Я. Однако под влиянием работ Хайнца Гартманна, Эрнста Криса, Рудольфа Лёвенштейна и Давида Рапапорта большее признание в США получила психология Я.

“Преданность своей работе в психоанализе была ее главной характерной чертой... Честолюбивая, в высшей степени интуитивная, отважная и правдивая, она была бескомпромиссна в работе и неистова в отстаивании ее... Это была сильная личность, практически у всех вызывавшая уважение” (Katz, 1985, с. 214).



Внутренние объекты

(Internal Objects)

Интрапсихические репрезентанты аспектов взаимоотношений с другими людьми. Фэйрбейрн и другие авторы использовали этот термин применительно к фантазиям об интернализации “плохого” (неприемлемого) образа кормящего человека для контроля над ним. В этом же смысле термин применялся Фрейдом и Абрахамом. Кляйнианцы, однако, использовали понятие внутреннего объекта в более узком и специфичном контексте — для обозначения интернализации объектов, следующей за их первоначальным “открытием” или “созданием” через проективную идентификацию отдельных аспектов детской инстинктивной жизни. Например, жадность уступает место внутреннему объекту, выражающему требовательность ребенка.

Согласно теории Кляйн, тревога, возникающая из-за конфликта между влечением к жизни и влечением к смерти, существует с момента рождения. Оба влечения проецируются на материнскую грудь; влечение к смерти является причиной того, что грудь воспринимается в фантазии как преследующий объект. Но поскольку интроекция и проекция представляют собой непрерывный процесс, преследующий объект может также стать внутренним. В это же время, чтобы создать хороший объект, который удовлетворит инстинкт сохранения жизни и защитит от интернализированного преследующего объекта, младенец наделяет грудь либидинозными качествами, превращая ее тем самым в идеальный объект. Первичная активность фантазии проявляется в виде интроекции хорошего и проекции плохого объектов. В другой раз хороший объект может быть спроецирован, чтобы уберечь его от внутренней агрессии, тогда как (см. выше) преследующий объект часто интроецируется, становясь внутренним плохим объектом.

Они могут представлять собой “скопление интернализированных объектов”, взаимодействующих между собой и с Самостью. Они могут переноситься на аналитика и “влиять на аффективные состояния индивида и его внешние поведенческие реакции” (Greenberg & Mitchell, 1983, с. 10). Называемые также интроектами, они могут “пониматься как свободные антиципаторные образы того, что ожидается от людей в ‘реальном мире’; как находящиеся в тесной связи с опытом индивида, кто он есть; как преследователи... или как источники без-опасности, к которым обращаются при стрессе и изоляции. Они представляют собой остатки (в психике) отношений со значимыми людьми в индивидуальной жизни. Важнейшие моменты этих взаимоотношений, интернализируясь, оставляют свои следы” (там же, с. 11). Внутренние объекты можно разделить на хорошие и плохие, парциальные и целостные, ассимилированные (в структуру Самости) и неассимилированные (не идентифицированные с Я) (Heimann, 1952).

Кляйнианцы и представители школы объектных отношений не стремились к четкому разграничению между понятиями внутреннего объекта и объектных репрезентантов, хотя такое разграничение имплицитно содержится в концепции Кляйн о развитии символообразования. Чтобы обрести способность оперировать символами, ребенок, по мнению Кляйн, должен преодолеть паранойяльно-шизоидную и сформировать депрессивную позицию, научиться переносить сепарацию и, наряду с этим, достичь способности представлять объект в его отсутствие.



См. депрессивная позиция, идентификация, паранойяльно-шизоидная позиция, фантазия.



Депрессивная позиция

(Depressive Position)

Один из основных этапов развития, наступающий вслед за паранояйльно-шизоидной позицией. В рамках депрессивной позиции происходит интеграция чувств любви и ненависти к объекту, его “хороших” и “плохих” аспектов, других их парциальных репрезентаций (например, “оральная” и “генитальная” мать), а также внешней реальности с интрапсихической реальностью или фантазией. Подобно паранояйльно-шизоидной позиции, депрессивная позиция отображает конфигурацию объектных отношений, тревог и защит, и она не эквивалентна ни одной из постулированных Фрейдом фаз психосексуального развития. Обе позиции возникают под приматом оральности. Кляйн считала, что депрессивная позиция развивается в рудиментарной форме примерно на третьем-четвертом месяцах жизни и сохраняется на протяжении всей жизни индивида. Поскольку материнский объект осознается теперь как целостный объект, Кляйн постулирует, что эдипов конфликт начинает действовать в раннем возрасте. Мать является источником добра и зла, и младенец испытывает чувство беспомощности, зависимости и ревности к ней. Хотя ребенок способен отчасти сдерживать подобные чувства, амбивалентность сохраняется, а тревога смещается в сторону страхов, что агрессивные импульсы в нем самом могут разрушить объект, воспринимаемый теперь как нужный, важный и любимый. Возможность утратить хороший объект посредством такой агрессии вызывает чувство вины. И если основным аффектом паранойяльно-шизоидной позиции является страх преследования, то при депрессивной позиции развивается беспокойство за объект и его благополучие. Интроекция превалирует теперь над проекцией. Поскольку у ребенка развивается способность устранять вред, наносимый в фантазии любимым объектам, он убеждается, что любовь может преобладать над ненавистью к объекту. Фантазии о всемогуществе связаны не только со страхами разрушить объект, но и с попытками справиться с тревогой депрессивной позиции посредством “репарации”. Эта концепция предполагает ретроспективное переживание чувства вины в связи со всеми проекциями дурных импульсов по отношению к объекту.

Идеальным исходом депрессивной позиции, которого полностью достичь никогда не возможно, является необходимый отказ от всемогущего контроля над объектом и признание реальной зависимости. Как только достигается этот момент, появляется благодарность объекту за его роль в сотворении и поддержании жизни ребенка.

Если депрессивные тревоги настолько велики, что не поддаются преодолению посредством защит, депрессивная позиция может закрепиться и сохраниться на всю жизнь. В таком случае могут быть задействованы маниакальные защиты, состоящие из фантазий о контроле над объектом с чувством превосходства и презрения к объекту, которое предохраняет от зависимости депрессивной позиции. Ребенок может также регрессировать к паранояйльно-шизоидной позиции.



См. внутренний объект, паранояйльно-шизоидная позиция, репарация, фантазия.

Зависть

(Envy)

Одна из наиболее примитивных и фундаментальных эмоций, проявляющаяся в виде деструктивных импульсов ребенка, действующих с первых дней его жизни. Кляйн полагала, что зависть имеет конституциональную основу в качестве проявления в психике влечения к смерти. Впервые она возникает по отношению к хорошей груди — источнику пищи, теплому и комфортному, в отличие от младенца, переживающего стресс из-за болезненных чувств беспомощности и зависимости и желающему самому быть тем, кто обеспечивает благополучие. Поэтому он испытывает деструктивное стремление устранить источник зависти с помощью фантазий об оральных или анально-садистских нападениях на объект, чтобы “испортить” или “похитить” его лучшие качества. Завистливые “атаки” ребенка на грудь трансформируют ее в опороченный и обесцененный объект, который сам уже нуждается в удовлетворении и зависимости.

Выраженное чувство зависти препятствует появлению внутренних репрезентантов хороших объектов, поскольку они обесценены; подобная зависть может помешать попыткам преодоления паранояйльно-шизоидной позиции. В таких случаях образ груди, трансформируясь под влиянием процессов расщепления и проективной идентификации в карательный внутренний объект, может сформировать ядро “завистливого Сверх-Я”, нарушающего или устраняющего любые попытки репарации и созидания. Другим способом защиты от зависти являются фантазии об обладании всеми ценными качествами объекта. Поскольку такая защита предполагает идентификацию с идеализированным объектом, она может вести к нарциссической переоценке себя.

Зависть следует отличать от жадности, нацеленной на обладание всеми ценными свойствами объекта. Жадность по своей природе является более либидинозной, чем зависть, окрашенная влечением к смерти.

Чувство ревности, предполагающее наличие отношений по типу “треугольника”, появляется лишь после формирования образов целостных объектов. Это чувство, в отличие от предыдущих, нацелено на обладание любимым объектом и устранение соперника. Для сравнения, зависть предполагает двусторонние отношения, связанные с желанием обладать отдельными качествами объекта.



См. внутренние объекты, идентификация, паранояйльно-шизоидная позиция, расщепление, фантазия.

Ссылка на страницу: Психологический словарь
Теги: Психологический словарь
Просмотров: 219 | | Рейтинг: 0.0/0 Символов: 49831

ТОП материалов, отсортированных по комментариям
ТОП материалов, отсортированных по дате добавления
ТОП материалов, отсортированных по рейтингу
ТОП материалов, отсортированных по просмотрам

Всего комментариев: 0
avatar


close