17:17 Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона | |
| Канонизация Канонизация (canonisatio, от греч. Глагола kanonizein – узаконить) – узаконение, через особое, каждый раз, постановление высшей церковной власти, чествования церковью умершего подвижника веры и благочестия, как святого. Все христианские церкви (кроме протестантов) учат, что христиане, совершеннейшие по жизни и, особенно, оказавшие великие услуги церкви своей деятельностью, по кончине своей, как особенно угодившие Богу, удостаиваются особенной Божьей благодати, и в сонме небожителей образуют особенный класс – «святых человеков», которые молятся перед Богом за живых собратий своих по вере, и которым последние должны, со своей стороны, воздавать молитвенное чествование. Для того, чтобы чествование было непогрешительно и воздавалось лишь лицам действительно святым, необходимо властное руководство церкви. В первобытной церкви ветхозаветные патриархи или праотцы, ветхозаветные пророки, новозаветные апостолы и мученики признавались святыми в силу самой принадлежности их к этим категориям, так что отдельных постановлений о причислении их к лику святых не требовалось; все дело ограничивалось внесением их имен, с ведома или по распоряжению местного епископа, в диптихи и синодики, и регламентацией празднований церковных в дни их кончины. С течением времени, из диптихов и синодиков имена святых были выделены в особые сборники – менологии (menologioi= месяцесловы) и календари (западное видоизменение древнейших fasti), которые сначала в каждой епархии были свои. Историческое свидетельство о вселенском чествовании всех апостолов встречается не ранее IV в.; об общецерковном празднике в честь всех св. мучеников в первый раз говорится в одной из проповедей Златоуста, т.е. также в IV в. К тому же времени относится установление ряда церковных празднеств, как в честь событий из жизни И. Христа и Богоматери, так и в честь святых. Установление празднеств в честь святых, исходившее от высшей церковной власти, и составляет существовавший в древней церкви вид канонизации святых. В том же IV веке обозначаются две новые категории святых, признание которых таковыми могло состояться лишь на основании их личных качеств и заслуг: 1) преподобные, т.е. святые из иноков-подвижников, 2) святые отцы церкви и вообще святые иерархи. Некоторые преподобные, прославившиеся прозорливостью и чудесами, провозглашались святыми самим народом; иногда даже при жизни их в честь их строились храмы, напр. импер. Маркианом – в честь преп. Вассиана. Большей частью преподобные делались сначала святыми местно-чтимыми (в своих монастырях или и в целых епархиях), а затем и общечтимыми, по мере того, как распространялись вести о совершённых ими при жизни или после смерти чудесах, или о нетлении их останков. С большей легкостью совершалось причисление к лику святых лиц из высшей церковной иерархии: так, все архиепископы константинопольские, начиная с Митрофана (315 – 325) до Евстафия (1019 – 1025), значатся святыми в святцах константинопольской церкви, за исключением тех из них, которые осуждены были как еретики или почему-либо удалены с кафедры. Сверх тридцати первых пап, причисленных к лику святых потому, что все они скончались мученически, к местно-чтимым святым Рима отнесены двадцать шесть пап, следовавших один за другим с 296 по 526 г. До какой степени осмотрительно поступала церковь при возведении поместных иерархов в святые всей церкви, это видно из того, что даже такие великие отцы церкви, как Афанасий Александрийский, Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский, Иоанн Златоуст, Кирилл Александрийский, Епифаний Кипрский, были признаны святыми всей церкви не ранее, как по указу императора Льва Мудрого (886 – 911 г.). Еще одну категорию святых древней церкви составляют прославившиеся заслугами церкви и благочестием цари – равноапостольные Константин и Елена, царицы Феодора, Пульхерия и Феофано, царевны Сосипатра и Анфиса. Не ранее, как в ХI в., императором Василием (976 – 1025) издан был общий менологий всех святых, чтимых на всем пространстве Греческой империи. Этот менологий лег в основание позднейших «святцев константинопольской церкви», вошедших в состав «святцев» Киево-Печерской лавры. Общие правила, которыми руководилась русская церковь, с самого своего начала, при К. своих святых, были следующие. Главным основанием, по которому начиналось церковью дело о причислении того или иного подвижника к лику святых, служил во все времена дар чудотворений, проявленный при жизни или смерти, а также (не всегда) – нетление телесных останков. Самая К. имела три вида. Подвижники благочестия признавались святыми: 1) местными в тесном смысле слова, в м-рях или иногда в приходских црк., где почивали их останки; 2) местными в обширном смысле слова, т.е. чтимыми в целой епархии или, по крайней мере, в епархиальном городе; 3) общецерковными. Право К. местно-чтимых святых принадлежало епархиальному епископу, с ведения митрополита (позже – патриарха) всея Руси, право признания общецерковными святыми – самим митрополитам или патриархам, при участии собора русских иерархов. Местная епархиальная власть, получив сведения о чудесах при гробе почившего подвижника и о начавшемся молитвенном чествовании его местным или пришлым населением и лично или через доверенных удостоверившись в действительности чудес (а часто – и в нетлении мощей), назначала торжественное богослужение в храме, в котором или близ которого находились телесные останки почившего; затем устанавливалось ежегодное торжественное церковное празднование его памяти, в день его кончины или открытия мощей, составлялась особая служба (большей частью – с каноном и акафистом) в честь святого, а также его «житие», с изображением его чудес, удостоверенных формальным дознанием церковной власти. Одновременно с тем износились из могилы его телесные останки и полагались в храме в особенном украшенном гробе-раке, открытыми или закрытыми, иногда под спудом, т.е. под полом храма. От начала русской церкви до наших дней различают четыре периода в истории К.: 1) до 1547 г.; 2) соборы 1547 и 1549 гг.; 3) от 1549 г. до учреждения синода и 4) от учреждения синода. До 1547 г. было канонизировано в разное время всего 68 святых, из них сначала лишь семь в качестве святых всей русской церкви (св. Борис и Глеб, Феодосий Печерский, митроп. Петр и Алексий, Сергий Радонежский и Кирилл Белозерский). Пред самым собором 1547 г. было причислено к лику святых всей русской церкви еще 15 святых. Остальные 46 святых до 1547 г. оставались местно-чтимыми, в тесном или обширном смысле слова. О первой русской К. (Бориса и Глеба) рассказывают еще Иаков-мних и Нестор. Княгиня Ольга, хотя мощи её из могилы перенесены в церковь ещё при Владимире святом, и сам Владимир, хотя оба назывались ещё в древности равноапостольными, были канонизованы в позднее, сравнительно, время: Ольга – в период еще домонгольский, Владимир – не раньше 1240 г., когда ему воздано было религиозное чествование в Новгороде. На московских соборах 1547 и 1549 гг., по инициативе Иоанна IV и митроп. Макария, было одновременно канонизовано 39 святых: из прежних местно-чтимых святых причислено к лику святых всей церкви – 23, местно-чтимыми признано 8, впервые признаны святыми всей церкви 7 и местно-чтимым – 1. Обоими соборами К. производилась «со всяким тщанием и испытанием о чудесах», совершённых канонизуемыми. С 1549 г. до учреждения синода тем же порядком канонизовано 132 святых, скончавшихся, большей частью, задолго до канонизации – в XV, XIV, XIII и даже XII в. Со времени учреждения синода, в виду особенно распространившегося к тому времени суеверного чествования в простом народе разных святош, установлены были духовным регламентом самые строгие меры против такого чествования. С 1721 г. по настоящее время для общецерковного чествования канонизованы святыми: Феодосий тотемский; Димитрий, митрополит ростовский; Митрофан, епископ воронежский; Иннокентий, епископ иркутский, и Тихон, епископ воронежский. Каждая из этих канонизаций совершена на основании исследования о чудесах от названных святых, произведенного на месте не местным только епископом, но особым комитетом из лиц, избранных св. синодом. – В 1539 и 1544 годах были два факта отклонения высшей церковной властью ходатайств епархиальных епископов о причислении к лику святых двух благочестивых подвижников, которым уже пелись на местах их нахождения молебны с стихирами и канонами и писались иконы, – по недостатку доказательств их чудотворений и по отсутствию нетления их мощей. При патриархе Иоакиме были два факта отмены прежде состоявшихся канонизаций, по тем же причинам, а также в виду перетолкования раскольниками в пользу своего учения некоторых фактов их жизни. – Кроме причтения к лику святых, местно-чтимых или общецерковных, в древней Руси имело место молитвенное «почитание» усопших подвижников благочестия, составляющее вид религиозного культа вне канонизации. Над могилами таких «чтимых» народом подвижников воздвигались часовни, а если они погребены были в самой церкви, то над местом погребения – особый катафалк. Этот способ чествования не канонизованных подвижников веры и благочестия имеет место и в настоящее время; так например, в Киево-Печерской лавре почитается прозорливец Досифей (умер в 1778 г.), тридцать лет пробывший затворником, в Саровской пустыни – игумен Пахомий, отшельники Марк и Александр, старец Серафим, в Задонском монастыре – старец Георгий, в Оптиной пустыни – Феофан (умер в 1819 г.) и недавно (в 1893 году) скончавшийся Амвросий. В западной церкви начало правильной К. относится ко времени Карла В., который в своих капитуляриях постановил, чтобы чествованию кого-либо святым предшествовало признание его святости по крайней мере местной церковной властью. Со времени папы Александра III (1181 г.) К. всех святых в католической церкви стала исключительным правом папской власти. Папа Иннокентий III в 1215 г. узаконил, как необходимое условие К., удостоверение, через назначенных папой лиц, в нетлении тела лица, предназначенного к К. В настоящее время для К. в римской церкви существует такой порядок. Если член церкви умер с репутацией человека безупречно благочестивой жизни, то в местности, где он имел пребывание, позволяется именовать его «блаженной памяти рабом Божиим» (piae memoriae servus Dei). Затем, по желанию населения и по заявлению местного клира и епископа, делается конгрегацией обрядов (congregatio ritus) троекратное исследование о его жизни, и если будет найдено, что действительно эта жизнь была непорочная и святая, а особенно если окажется, что он при жизни или по смерти творил чудеса, ему усвояется название блаженного (beatus). Признание блаженным (beatificatio) может быть сделано не ранее, как через 50 лет после кончины данного лица. «Блаженный» признается лишь местно-чтимым святым. Если после того сделаются известными новые его чудеса, и они будут, в установленном порядке, удостоверены, то ставится вопрос о канонизации его уже в качестве святого всей церкви, и, в случае утвердительного решения вопроса, сам папа, ex cathedra, провозглашает его святость особой буллой, по установленной формуле. decernimus et definimus beatum N sanctum esse и т.д. Чинопоследование латинской канонизации находится в книге: «Ceremoniale Romanum». См. Е.Е. Голубинский, «К. в Русской церкви», в «Богословском Вестнике» (1894); В. Васильев, «Очерк истории К. русских святых», в «Чтениях Моск. Общ. Истории и Древностей» (1893 г., кн. 3-я). Н. Барсов. Каносса Каносса (Ganossa) – знаменитый горный замок, в 15 км. к ЮЗ от ж. дор. линии Реджио-Эмилия. По преданию, в 951 г. здесь была осаждена Беренгаром II Адельгейда, когда она предложила имп. Оттону Великому свою руку и корону Италии. В XI в. замок принадлежал маркграфине Матильде Тосканской, почитательнице папы Григория VII, перед которым смирился и каялся с 25 по 23 янв. 1077 г. имп. Генрих IV. Теперь сохранились лишь развалины замка. Ср. Goldschmidt, «Die Tage von Tribur und Canossa» (Маннгейм, 1873). Кантата Кантата (ит., лат., от canere – петь) – название вокального произведения. В первой половине XVII ст. вокальное сочинение для одного голоса (мадригал) называлось К., в отличие от инструментального сочинения, называвшегося сонатой. С развитием оперы в Италии развилась и форма К., которая стала заключать в себе не один сольный вокальный номер, а несколько. В состав К. вошли: хоры, речитативы, арии, позднее дуэты с оркестровым сопровождением. К. получила развитие благодаря Кариссими, который считается её творцом. К. исполняется в концертах и церквах. Она бывает светского и духовного содержания. Отличие К. от оратории заключается в том, что в оратории более драматизма и сольные номера относятся к известным личностям в сюжете оратории, а в К. преобладает лирический элемент и сольные номера имеют более отвлеченный характер. Духовная К. особенно развилась в протестантской церкви. Сочинение К. служит в консерваториях задачей для выпускных учеников-теоретиков. Н. С. Кантемир Кантемир (кн. Антиох Дмитриевич) – знаменитый русский сатирик и родоначальник современной нашей изящной словесности, младший сын молдавского господаря, кн. Дмитрия Константиновича и Кассандры Кантакузен, родился в Константинополе 10 сентября 1709 г. По матери он потомок визант. императоров. В отличие от своего отца, кн. Константина, отец Антиоха, кн. Дмитрий, всецело посвятил себя мирной деятельности, не оправдывая воинственной своей фамилии (К. означает либо родственник Тимура – предки К. признавали своим родоначальником самого Тамерлана, – либо кровь-железо; татарское происхождение фамилии К. несомненно). Семья кн. Дмитрия, в том числе и будущий сатирик, сопутствовала ему в его путешествиях и походах. Этим и объясняется, что К. усвоил себе так полно дух русского языка и проявил в своих сатирах такое глубокое знание современной ему русской жизни. Первоначальными его учителями были греки, но уже на седьмом году его жизни в семью К. поступил воспитателем один из наиболее даровитых студентов Заиконоспасской акд., Иван Ильинский. Кн. Дмитрий К., любивший литературу и сумевший внушить эту любовь и Антиоху, в духовном завещании отказал всё своё имущество тому из своих сыновей, который проявит наибольшее расположение к научным занятиям, причем он имел в виду именно Антиоха, «в уме и науках от всех лучшего». Действительно, остальные братья оказались людьми заурядными; вкусы Антиоха разделяла только его сестра Марья, что и послужило основанием их дружбы на всю жизнь. Переписка брата с сестрой во время продолжительного отсутствия первого из России (см. Шимко, «Новые данные к биографии А. Д. К. и его ближайших родственников», СПб., 1891) бросает яркий свет на настроение этих двух людей, мягких и гуманных в такое время, когда окружавшее их общество отличалось дикостью и жестокостью. Переписка эта и в других отношениях имеет большое значение для характеристики К.: она разъясняет, почему он отказался от выгодного брака с богатейшей невестой того времени, княжной Варварой Алексеевной Черкасской, дочерью влиятельного государственного человека. Причиной этому было нежелание отказаться от литературных и научных занятий. Дипломатической деятельности К. посвятил себя главным образом потому, что пребывание за границей давало ему возможность расширить свое образование и в то же время освобождало его от непосредственного участия в политической борьбе, сопряженной с кознями и интригами. Любовь К. к науке имела утилитарный характер, в петровском духе: он дорожил и самой наукой, и своей литературной деятельностью лишь настолько, насколько они могли приблизить Россию к благополучию, а русский народ – к счастью. Этим, главным образом, определяется значение К., как общественного деятеля и писателя. На тринадцатом году жизни он потерял отца. Домашнее образование К. дополнилось кратковременным пребыванием в греко-славянской акд. и в акд. наук. Последняя оказала К. несомненную пользу. Особенно он ценил лекции Бернулли и Гросса и на всю жизнь сохранил большое расположение к математике и этике. Но своим обширным образованием он в значительной степени обязан лично себе. Еще юношей он внимательно следил за европейской литературой, по самым разнообразным отраслям знания. Об этом свидетельствуют собственноручные его пометки в календаре за 1728 г. Задаваясь, еще в ранней молодости, вопросом о средствах распространены в России знаний, пригодных для жизни, и об искоренении невежества и суеверий, он признавал наиболее важным учреждение школ и считал это задачей правительства. Прельщенный могучей деятельностью Петра, К. возлагал все свои надежды на монархическую власть и очень мало рассчитывал на самостоятельный почин духовенства и дворянства, в настроении которых он усматривал явное нерасположение или даже ненависть к просвещению. В самых сильных своих сатирах он ополчается против «дворян злонравных» и против невежественных представителей церкви. Когда, при воцарении императрицы Анны Иоанновны, зашла речь о предоставлении политических прав дворянству (шляхетству), К. решительно высказался за сохранение государственного строя, установленного Петром Великим. 1 января 1732 г. К. уехал за границу, чтобы занять пост русского резидента в Лондоне. Во внутренней политической жизни России он участия более не принимал, состоя первоначально (до 1738) представителем России в Лондоне, а затем в Париже. Деятельность К., как дипломата, ещё мало исследована; даже ещё не издано полное собрание его реляций; пока вышел только первый том, под редакцией проф. Александренко, обнимающий первые два года дипломатической деятельности К. в Лондоне («Реляции из Лондона», М., 1892). Лучшей оценкой трудов К. на этом поприще являются работы Стоюнина: «Кн. А. К. в Лондоне и Париже» («Вестн. Евр.» 1867 и 1880), далеко, однако, не исчерпывающие вопроса. Автор подробно говорит о неблагоприятных условиях, которыми был окружен К., как дипломат; о недостатке материальных средств, урезывании или задержке более чем скромного жалованья, разносторонних поручениях, обременявших К. (в роде «приискания искусной прислуги» или «покупки езженных лошадей»), – но он недостаточно оттеняет, что К. всё-таки успел собрать богатый материал и давал своему правительству отчеты, поражающие широтой взгляда и всесторонней оценкой политических деятелей и условий. Литературная деятельность К. началась очень рано. Уже в 1726 г. появилась его «Симфония на Псалтирь», составленная в подражание такому же труду Ильинского: «На четвероевангелие». В том же году К. переводит с французского «Некое итальянское письмо, содержащее утешное критическое описание Парижа и французов» – книжечку, в которой осмеиваются французские нравы, уже тогда постепенно проникавшие к нам. В 1729 г. К. переводит философский разговор: «Таблица Кевика-философа», в котором выражены взгляды на жизнь, вполне соответствующие этическим воззрениям самого К. В том же году появляется и первая его сатира, столь восторженно встреченная Феофаном Прокоповичем и сразу установившая между ними самый тесный союз. Некоторые биографы стараются изобразить дело так, как будто союз между Прокоповичем и К. состоялся на почве общей вражды к Голицыну и что как Прокопович, так и К. преследовали личные цели, – первый, опасаясь за свое политическое влияние, второй, негодуя на несправедливость Голицына, влиянием которого отцовское наследие, т.е. состояние в 10000 душ, досталось брату К., кн. Константину К., женившемуся на дочери кн. Голицына (см. «Древняя и Новая Россия» 1879 г., т. X, статью Корсакова о процессе кн. Константина К. с мачехой, урожденной княжной Трубецкой). На самом деле Прокопович и К. не могли сочувствовать Голицыну, как представителю старой боярской партии, относившейся враждебно к реформам Петра; личные соображения играли тут весьма второстепенную роль. Это видно уже из того, что К. нисколько не воспользовался своим участием в перевороте 1730 г. для личного обогащения, хотя это было бы для него не трудно. Посвящая первой сатире (характерно озаглавленной: «На хулящих учение») восторженные стихотворения, лучшие представители нашей церкви, Прокопович и Кролик, всенародно поспешили признать, что считают тесный союз с 20-летним преображенским поручиком вполне естественным и законным, когда тот, в талантливых стихах, ополчается вместе с ними против врагов Петра и его просветительного дела. Все дальнейшие сатиры (их всего 9) составляют только более подробное развитие мыслей, изложенных в первой. Первое место в них занимает народ, с его суевериями, невежеством и пьянством, как основными причинами всех постигающих его бедствий. Подают ли высшие сословия хороший пример народу? Духовенство мало чем отличается от самого народа. Купечество думает только о том, как бы обмануть народ. Дворянство к практическому делу совершенно неспособно и не меньше народа склонно к обжорству и пьянству, а между тем признает себя лучше других сословий, удивляется, что ему не хотят предоставить власть и влияние. Администрация по большей части продажна. К. бичует не одних только представителей низшей администрации: вчера еще «Макар всем болваном казался», а сегодня он временщик, и картина сразу изменяется. Сатирик наш обращается с словом горькой правды и к представителям власти. «Малож пользы тебя звать хоть сыном царским, буде в нравах с гнусным ты же равнишься псарским». Он с большим мужеством и с необычайной для его времени силой стиха провозглашает, что «чист быть должен, кто туда, не побледнев, всходит, куда зоркие глаза весь народ наводит». Он считает себя и других вправе смело провозглашать такие мысли, потому что чувствует себя «гражданином» (это великое слово им впервые введено в нашу литературу) и глубоко сознает «гражданский» долг. К. следует признать родоначальником нашей обличительной литературы. Он первый смеялся у нас «смехом сквозь слезы» (это выражение также введено им впервые в нашу литературу), и смеялся им в такое время, когда, казалось, всякое сколько-нибудь свободное слово было просто немыслимо. 1729 и 1730 были годами наибольшего расцвета таланта и литературной деятельности К. Он не только написал в этот период свои наиболее выдающиеся сатиры (первые 3) но и перевел книгу Фонтенеля: «Разговоры о множестве миров», снабдив её подробными комментариями. Перевод этой книги составил своего рода литературное событие, потому что выводы её коренным образом противоречили суеверной космографии русского общества. При Елизавете Петровне она была запрещена, как «противная вере и нравственности», кроме того, К. переложил несколько псалмов, начал писать басни, а в посвящениях своих сатир проложил путь позднейшим знаменитым составителям од, причем, однако, не скупился на сатирические замечания для выяснения тех надежд, которые русский «гражданин» возлагает на представителей власти. Такой же характер имеют и его басни. Он же впервые прибег к «эзоповскому языку», говоря о себе в эпиграмме: «На Эзопа», что «не прям будучи, прямо всё говорить знаю», и что «много дум исправил я, уча правду ложно». После переезда за границу К., за исключением разве первых трех лет, продолжал обогащать русскую литературу новыми оригинальными и переводными произведениями. Он писал лирические песни, в которых давал выражение своему религиозному чувству или восхвалял науку, знакомил русскую читающую публику с классическими произведениями древности (Анакреона, К. Непота, Горация, Эпиктета и др.), продолжал писать сатиры, в которых выставлял идеал счастливого человека или указывал на здравые педагогические приемы (сат. VIII), предрешая, до известной степени, задачу, осуществленную впоследствии Бецким; указывал и на идеал хорошего администратора, озабоченного тем, чтобы «правда цвела в пользу люду», чтобы «страсти не качали весов» правосудия, чтобы «слезы бедных не падали на землю» и усматривающего «собственную пользу в общей пользе» (письмо к кн. Н.Ю. Трубецкому). Он переводил и современных ему писателей (напр. «Персидские письма» Монтескье), составил руководство к алгебре и рассуждение о просодии. К сожалению, многие из этих трудов не сохранились. В письме о «сложении стихов русских» он высказывается против господствовавшего у нас польского силлабического стиха и делает попытку заменить его тоническим, более свойственным русскому яз. Наконец, он пишет и религиозно-философское рассуждение, под заглавием: «Письма о природе и человеке», проникнутое глубоким религиозным чувством человека, стоящего на высоте образованности. Мучительная смерть очень рано прервала эту кипучую деятельность. К. скончался 31 марта 1744 г., в Париже, и погребён в московском Никольском греческом монастыре. Литература, посвященная К., ещё невелика. К собранию его сочинений, вышедшему под редакцией П.А. Ефремова, приложена биография К., составленная Стоюниным. Самой обстоятельной критической статьей о К. всё ещё остается статья Дудышкина, помещенная в «Современнике» (1848). Свод всего написанного о К. и попытку самостоятельного освещения его политической и литературной деятельности у Сементковского: «А. Д. К., его жизнь и литературная деятельность» (СПб. 1893 г.; биографическая библиотека Ф.Ф. Павленкова) и «Родоначальник нашей обличительной литературы» («Ист. Вестник», март, 1894 г.). Сатиры К. переведены аббатом Венути на французский яз. («Satyres du pr. Cantemir», 1746) и Шпилькером на немецкий («Freie Uebersetzung der Satyren des Pr. Kantemir», Берл., 1752). P. Сементковский. Кантор Кантор – певец, в особенности церковный, учитель церковных хоров. В IV ст. в католической церкви были К. (cantores et lectores), певшие и читавшие псалмы и гимны при богослужении. В VI в., при Григории Великом, были К. при певческих школах. В IX ст. при Карле Великом учреждены такие же школы с К. в Германии. Место К. в XVIII ст. в Германии считалось очень видным; напр. великий И. С. Бах был К. в Лейпциге. В настоящее время при церковных школах на Западе также существуют К. В православной црк. регент хора – тот же К. В синагогах певец при богослужении называется К. Н. С. Канцона Канцона (la canzone, от латинского cantio) – название старейшей формы итальянской лирики, встречающейся и в провансальской (canso) и старо французской (chanson) поэзии. Для неё иногда употребляется специальное название Canzone Petrarchesca или Toscana, в отличие от позднейших форм, Canzone Pindarica и Anacreontica. К. – лирическое стихотворение в несколько строф (stanze), которые имеют совершенно то же количество стихов, тот же размер и то же расположение рифм, но обыкновенно кончаются строфой более короткой. У Петрарки в К. не более 10 и не менее 5 строф; в новейших К. число строф доходит до 20, 40, даже 80 строф. Количество стихов каждой строфы у Данта и Петрарки варьирует между 9 и 20. Строфа делится на две части; вторую часть начальной рифмой любили соединять с последним стихом первой (concatenatio). Чередование рифм сначала было свободно; впоследствии пример Данта и ещё более – Петрарки, стал законом. Стихи при серьезных сюжетах большей частью в 11 стоп, перемежаясь изредка 7-стопными, а при лёгком и весёлом содержании – большей частью 7-и стопные. Заключительная строфа наз. ripresa (принятие вновь), commiato (припев), congedo (прощание), licenza (отпуск), tornata (возвращение) или просто chiusa (заключение) и заключавшая в себе обыкновенно обращение поэта к стихотворению, – обычай провансальской поэзии, – редко отсутствует у Данта и Петрарки. Кроме этих правильных форм К., существовала уже очень рано Canzone distesa (распространенная) или Canzone di stanza continua, в которой каждая строфа, сама по себе, была без рифм, но каждый стих рифмовался с соответствующим ему в остальных строфах. Позднейшие поэты оставили эту слишком искусственную форму. В конце XVI ст. К. стали отклоняться от типа Canzone Petrarchesca. Уже Тассо, для соединения строф, ввёл различные стихотворные «игрушки», которые он называл catene (цепи) и monili (ожерелья). Ещё более свободы позволил себе Киабрера (Chiabrera), которого т. наз. канцонетты, написанные более короткими стихами и строфами с произвольной рифмой, проложили дорогу К.-анакреонтикам, по образцу песен Анакреона представляющим легкое стихотворение в коротких строфах. В подражание Пиндару, в ХVI в. возникла Canzone Pindarica или alla greca, которую можно встретить у Аламанни, Триссино, Минтерно и особенно у Киабреры. Она составлена из одно– или многократной комбинации 3 строф: strofa, antistrofa и epodo; из них первые соответствуют друг другу в построении. Так называемая Canzone a ballo или Ballata, которую не следует смешивать с северной «балладой», столь же стара как и Canzone Petrarchesca и, вероятно, народного происхождения; совершенно такой же тип стихотворений был в ходу и в Провансе, и северной Франции. Эта К. пелась при танцах; первые стихи (ripresa) пел хор, следующую строфу или строфы один голос, после чего опять вступал хор и т.д.; строфу в ней заканчивает последний стих ripres'ы. Ballata допускает любой род стихов и предпочитает Rimalmezzo (внутреннюю рифму). Эти Canzone а ballo особенно были в ходу в XV в. в кругу Лоренцо де'Медичи; особый род их назывался фроттолами (Frottola). О староитальянской К. писал уже в 1332 г. Антонио да Темпо: «Summa artis rithmici» (изд. Grion, Болонья, 1869) и около 1850 г. Джидино да СоммаКампанья, в «Trattato dei ritmi volgari» (изд. Giulgiari, Бол., 1870). О всех родах К. ср. Blanc, «Grammatik der ital. Sprache» (Галле, 1844). Канцона (canzone, canzona) – песнь, музыкальное сочинение на лирическое стихотворение. Самая старинная К. относится к VII в.; она была сочинена во Франции на латинские стихи, по случаю победы Клотаря II над саксами. В Италии этот род музыки давно распространен. К. преимущественно пишется для одного голоса. К. называется также, в инструм. музыке, небольшое сочинение с плавной певучей мелодией. Canzone a ballo (ballata) – старинная плясовая итальянская песня. Canzone sacra – духовная песнь. Канцонетта (canzonino) – небольшая песня. Canzonaccia – площадная песня. Canzoniere – собрание песен. Н. С. Каньоны Каньоны (canones) – так назыв. в Сев. Америке речные долины и овраги, имеющие вид глубоких ущелий с отвесными или очень крутыми стенами. Наиболее известен Большой К. реки Колорадо в Аризоне с многочисленными, впадающими в него боковыми К. Отвесные стены большого К. достигают местами 1000 и 2000 м. высоты и состоят из известняков и песчаников палеозойской группы, а в более низких горизонтах даже из твердого гранита. Б. II.  Ссылка на страницу: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона Теги: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона | |
|
| |
ТОП материалов, отсортированных по комментариям
ТОП материалов, отсортированных по дате добавления
ТОП материалов, отсортированных по рейтингу
ТОП материалов, отсортированных по просмотрам
| Всего комментариев: 0 | |