14:09 Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона | |
Шанкр Шанкр. – Под этим именем разумеют в настоящее время язвы, образовавшиеся от заражения венерическим или же сифилитическим ядом; в первом случае развивается простой или мягкий (венерический) Ш., во втором – твердый или сифилитический Ш.; иногда может произойти одновременное заражение тем и другим ядом, тогда получается смешанный Ш. (Chancre mixte). Мягкий шанкр (мягкая или венерическая язва, ulcus molle, chancre mou, weicher Schanker) представляет чисто местное заболевание и никогда не сопровождается конституциональными явлениями; единственное осложнение составляет поражение соседних лимфатических путей и желез (бубоны). Заболевание происходит чаще всего вследствие полового сношения, и поэтому мягкий Ш. локализируемая в большинство случаев на половых органах; внеполовые венерические язвы представляют, в противоположность твердому (сифилитическому) Ш., крайне редкое явление. Контагий мягкого Ш. еще не установлен с точностью. На XI международном медицинском конгрессе в Риме в 1894 г. большинство членов пришли к соглашению относительно того, что болезнетворной причиной мягкого Ш. является микроорганизм, найденный и описанный Дюкреем (из Неаполя) в 1889 г. и независимо от него Крефтингом (из Христиании) в 1892 г. Микроб этот, выделенный из шанкерного гноя, представляет палочку длиною в 1,48 m. (микромиллиметр = 0,001 мм.), шириною в 0,5 m, короткую и толстую, с сильно закругленными концами; благодаря боковым вдавлениям палочка, напоминает цифру 8; она окрашивается лучше всего метил-виолетом и генциан-виолетом. Палочки лежат чаще всего группами в гнойных шариках или свободно между ними. До сих пор не удалось получить их в чистой культуре. Это обстоятельство и лишает исследования Дюкрей (Ducrey)-Крефтинга полной доказательности. Прививки животным не дали результатов. Вообще вопрос о возможности привить животным мягкий Ш. нельзя пока считать решенным, хотя имеются наблюдения об успешной прививки его обезьяне. Точно установлено, что зараза присуща гною язв и бубонов, который не теряет своей заразительности даже в сотом разведении; фильтрованный гной нельзя более прививать с успехом. После высыхания гной сохраняет вредоносность (вирулентность) не дольше нескольких дней. Рикорду удавались положительные прививки по прошествии 17 дней в том случае, если он сохранял гной в закрытых трубочках, в которых тот не мог высыхать. По опытам Обера (Aubert), шанкерный гной, подогретый в течение одного часа на 42°Ц., лишается вирулентности. На этом основан метод лечения мягкого Ш. горячими ваннами и вообще теплом. Холод ( – 16°Ц.), напротив, не ослабляет вирулентности шанкерного гноя. Для возможности заражения необходимо нарушение целости покровов, напр. ссадины кожицы. Мягкий Ш. чаще всего встречается у мужчин на внутреннем листке крайней плоти и на уздечке, у женщин – в ладьевидной ямке и на малых и больших губах. У последних нередки также Ш. шейки матки; по наблюдениям Разумова в Мясницкой больнице в Москве, около 7,5% общего числа Ш. Наблюдаются также Ш. заднего прохода, преимущественно у женщин. По статистике проф. Ге на 2 084 шанкра у мужчин приходится 1 Ш. заднего прохода, а у женщин на 325 случаев 14, т. е. в 90 раз чаще, чем у мужчин. Как видно из цифровых данных Жюльена (Jullien), на Западе этого рода Ш. встречается вообще чаще, чем в России, а именно у мужчин 1 случай мягкого Ш. заднего прохода приходится на 200 Ш. других областей, у женщин 1 на 8. Относительно распространения мягкого Ш. среди населения мы не имеем точных цифровых сведений. В общем все наблюдатели сходятся в том, что в последние десятилетия мягкий Ш. вымирает, между тем как заболевание сифилисом увеличивается. В Германии в настоящее время мягкий Ш. составляет редкость, точно так же в некоторых крупных центрах Франции. Относительно России мы имеем некоторые, хотя и далеко неполные, статистические данные в отчетах врачей, представленных к сифилидологическому съезду 1897 г. Из доклада проф. О. В. Петерсена, основанного на этих отчетах, мы заимствуем следующие цифры: за 5 лет (1889 – 93) в 148 малых городах было 3 626 больных мягким Ш., в 101 средних – 12571, в 21 большом – 14473, в 3 городах с населением более 500 тысяч – 30 912. В С.-Петербурге за этот же период времени зарегистрировано 13446 больных, в Москве 10035. Таким образом мы видим преобладание заболеваний в больших городах. Из данных того же автора мы узнаем, что взаимное отношение венерических заболеваний в С.-Петербурге выражается 42,0% для сифилиса, 33,6% для триппера и 24,4% для мягкого Ш. Высший класс населения несравненно реже заражается мягким Ш., нежели низшие слои; сифилис же, по мнению Петерсена, господствует в образованных классах не менее, если не сильнее, чем среди простонародья. В отношении пола отличается значительное преобладание мягкого Ш. у мужчин над женщинами, а именно в отношении 3:1 в других городах России, и 4:1 в Петербурге и Москве; иными словами, каждая женщина с мягким Ш. заражает средним числом трех мужчин. Впрочем, есть и противоречащие этому статистики. Судя по исследованиям К. Л. Штюрмера, наиболее способствует распространению мягкого Ш. бесконтрольная проституция. Но и среди поднадзорных проституток процент заболеваний немалый, причем наблюдаются большие колебания. За 1889 – 93 гг. в домах терпимости в Петербурге было ежегодно от 3,3% до 14,8% заболеваний, в Москве – от 9,1 % до 17,9 %, в Харькове – от 13,9% до 22,6 %, в Екатеринбурге – от 8,7 % до 53,7 % и т.д. Течение мягкого Ш. представляется в следующем виде. После заражения почти отсутствует скрытый (инкубационный) период, в противоположность твердому Ш., при котором скрытый период довольно продолжительный, иногда в несколько недель. Уже спустя 12 – 24 часа на месте заражения появляется узелок в булавочную головку, который скоро превращается в гнойничок (пустула); на 3 – 5 день гнойничок лопается, оставляя после себя характерную шанкерную язву, круглых или овальных очертаний, покрытую как будто салом с круто обрезанными, подрытыми, зубчатыми краями. Дно язвы мягкое, что составляет очень важный отличительный признак от сифилиса. Язва разрастается с большей или меньшей скоростью, достигает величины полукопеечной монеты и больше. Этот период длится около 3 недель, иногда же 6 – 7 недель. Язва окружена красной каймой, которая остается до тех пор, пока не наступает период заживления язвы. Мало-помалу воспалительные явления уменьшаются, сальный вид краев исчезает, кайма также исчезает, на дне вырастают красные грануляции, и язва вступает в период заживления, всегда сопровождаемого образованием рубца. Благодаря сильной заразительности шанкерного гноя, мягкая язва редко бывает единичной, большею же частью множественной – это также важное отличие от сифилитического шанкра – или с самого начала, или она размножается посредством самозаражения больного (автоинокуляция); на местах, где есть постоянное соприкосновение частей, мягкий Ш. обыкновенно дает отпечатки. Фурнье сообщил о шести больных, у которых было от 20 до 80 Ш. Продолжительность течения мягкого Ш. зависит от общего состояния больных, от локализации и осложнений, а также от применяемого лечения. Обыкновенно мягкий Ш. причиняет мало страданий больным; но при раздражении язвы, а также при осложнениях бывают сильные боли и даже лихорадочное состояние. Из осложнений мягкого Ш. упомянем так наз. фагедэнизм и гангрену. Причины их могут быть общие и местные. К первым относится истощение, преклонный возраст, хронический алкоголизм, цинга, золотуха; особенно у пьяниц мягкие Ш. имеют резкую наклонность к злокачественному течению. К местным причинам относятся неопрятность, трение, неуместные прижигания. Ш. имеет острое или хроническое течение. В первом случае он развивает свою разрушительную силу преимущественно вглубь; как и при гангрене, здесь возможно полное уничтожение полового члена, а у женщин малых и больших губ. При хроническом течении фагедэнический Ш. ползет по поверхности (серпигинозная язва), причем может проползать значительные пространства; так, напр., начавшись на половых органах, дойти до пупка. Профилактика личная состоит в избежании подозрительных половых сношений, общественная – в надзоре за проституцией. Лечение многообразно. Применяются прижигания каленым железом, химические прижигающие, выскабливание (Петерсен) с последующей перевязкой йодоформом, ксероформом, танноформом и т. д. В.М. О-ий Шанхай-гуань Шанхай-гуань – китайский город, у восточной оконечности Великой китайской стены, упирающейся здесь в берег Ляодунского залива. Некогда имел важное стратегическое значение, как крепость на границе Маньчжурии и собственно Китая. Через город проходила главная дорога из Китая в Маньчжурию; тут учреждена была застава для регистрации путешественников. По этой дороге направлялась главная масса переселенцев в северные области Китайской империи. Город разделяется на две части: южная, Лин-юй, лежит в пределах Чжилийской провинции, северная, собственно Ш.-хай-гуань – на Маньчжурской стороне. Станция Китайской железной дороги. Город после волнений 1900 г. был оккупирован русскими войсками и очищен лишь в 1902 г. Л. Б. Шар Шар – геометрическое тело, ограниченное сферическою или шаровою поверхностью. Все нормали к поверхности сферы сходятся в центре шара и все точки сферы отстоят на равных расстояниях от центра. Расстояние это есть радиус Ш. Шарден Шарден – (Жан-Баптист-Симеон Chardin, 1699 – 1779) – франц. живописец, ученик П. Ж. Каза и Ноэля Куапеля. Помогая последнему исполнять аксессуары в его картинах, приобрел необычайное искусство изображать неодушевленные предметы всякого рода и решился посвятить себя исключительно их воспроизведению. В начале своей самостоятельной деятельности писал плоды, овощи, цветы, битых животных, хозяйственные принадлежности, охотничьи атрибуты с таким мастерством, что любители искусства принимали его картины за работы знаменитых фламандских и голландских художников, и только с 1739 г. расширил круг своих сюжетов сценами домашнего быта небогатых людей и портретами. Картины этой второй категории, отличающиеся наивною простотою содержания, силою и гармоничностью красок, мягкостью и сочностью кисти, еще более, чем прежние работы Ш., выдвинули его из ряда современных ему художников и укрепили за ним одно из видных мест в истории французской живописи. В 1728 г. он был сопричислен к парижской академии худ., в 1743 г. избран в ее советники, в 1755 г. принял на себя должность ее казначея; кроме того, с 1765 г. он состоял членом руанской академии наук, словесности и изящных искусств. Произведениями Ш. особенно богата луврская галерея в Париже. Они имеются также во многих других французских публичных и частных коллекциях, а за пределами Франции – в собрании прусского короля, в великогерцогской галлерее в Карлсруэ, в стокгольмском музее, в имп. Эрмитаже, в СПб., в галерее кн. Лехтенштейна, в Вене, и в друг. местах. Наиболее известные между ними – «Карточный замок», «Молитва перед обедом», «Трудолюбивая мать», «Битый заяц и охотничьи принадлежности», «Плоды на мраморном столе» и «Атрибуты искусства» (все – в луврск. галл.), «Три мальчика, пускающие мыльные пузыри» (в гаврск. муз.), «Кухонный стол с провизией и посудой» (в руанск. музее), портрет г-жи Жофрен (в муз. Монпелье), «Девушка, читающая письмо», «Возвращение с рынка», «Кухарка, чистящая репу», и повторения «Молитвы перед обедом» (в корол. дворце в Берлине), повторение «Карточного замка» и «Молитвы перед обедом» и «Прачка» (в Эрмитаже), «Молодая женщина, вышивающая ковер», «Служанка, наливающая воду в кувшин», «Битый заяц и медный коте» и повторения «Прачки» и «Молитвы перед обедом» (в стокгольмск. муз.) и «Мать и дитя» (в галл. кн. Лихтенштейна). Шарж Шарж (от франц. charger – нагружать, тождественному по значению и происхождению с итальянским саriсаre, от которого карикатура) – изображение действительности, преувеличенное до неправдоподобия с комическими целями. Итак, Ш. прежде всего воспроизводит действительность; подобно всякому художественному изображению, он отбирает характерные черты действительного явления и заставляет эти черты выступать с большей отчетливостью, чем это имеет место в жизни. В этом смысле можно сказать, Ш. идеализирует действительность. Но, чтобы выставить на вид ее смешную сторону, Ш. идет дальше: он подчеркивает характерные черты не в той только степени, в какой это необходимо для того, чтобы оттенить их – он преувеличивает их до неправдоподобия. Смешное вообще опирается на известную разницу между готовым представлением о явлении и тою случайною формой, в которую, по тем или иным причинам, оно отливается в данном случае. В Ш. эта разница увеличивается намеренно – и смех вызывают именно неожиданные размеры преувеличения. Когда говорят, что парижская пожарная команда приезжает на место пожара через пять минут после его начала, лондонская – через две минуты, а казанская – за пять минуть до пожара, то смех вызывают именно размеры преувеличения, превосходящие ожидание. Подобно карикатуре, Ш. оперирует с представлениями, уже готовыми в уме воспринимающего; он переносит мысль в мир неправдоподобный, условный, но подчиняющийся особым законам, им самим для себя предначертанным. В этом смысле Ш. может быть назван стилизацией действительности, ее ирреальным, но по своему законосообразным воплощением. Когда рассказывают, что известный французский слесарь Х. так хорошо и быстро открывал секретные замки, что они открывались от одного его взгляда, или когда у Чехова кондуктор три раза подряд будит принимающего в промежутках морфий пассажира, то и для автора, и для читателя совершенно очевидно, что дело происходит за пределами действительности, но читатель принимает законы этой особой, неправдоподобной действительности, предложенные ему автором. Ясное представление о художественной форме затуманивается тем смыслом, который это слово часто имеет в обиходе: Ш. называют – с оттенком неодобрения – всякое, особенно в комическом роде, художественное преувеличение, свидетельствующее об отсутствии чувства меры. Шариат Шариат – писанное право мусульман. Шарко Шарко (Жан-Мартен Charcol) – знаменитый французский врач и невропатолог (1825 – 93). Медицинское образование получил в Париже. С 1860 г. профессор-агреже парижск. медиц. факультета, с 1862 г. главный врач женской больницы в Сальпетриере; с 1866 г. читал здесь привлекшие огромный круг слушателей лекции, с 1872 г. занял кафедру патологической анатомии в парижском медицинском факультете; в 1882 г. для него была учреждена специальная кафедра нервных болезней. Первые научные работы Ш. относятся к области суставного ревматизма и подагры (напечатаны были в «Отчетах биологического общества» в 1851 в 1852 гг. и в его докторской диссертации, 1853). К этой же области принадлежат его труды: «Les alterations des carlilages dans la goutte» (1858); «Les concretions tophacees de l'oreille externe chez les goutteux» (1860); «Les alterations du rein chez les goutteux» (в сотрудничество с Корнилем, 1864); «Les rapports de la goutte et de l'intoxication saturnine» (1864). Затем Ш. занимался изучением пневмонии, результатом чего явились его две блестящие работы «De la pneumonie chronique» (1860) и «Observations sur la pneumonie de vieillards» (1868). Но главным образом слава Ш. зиждется на его работах в области невропатологи, которую он не только обогатил множеством новых фактов и идей, но открыл в ней новые пути и истинно научные методы исследования; патология нервных болезней XIX в. может считаться созданием Ш. и его школы. Таковы его работы об истерии, истеро-эпилeпсии, спинно-мозговой сухотке, мышечной атрофии, параличах, афазии и др. Одна из групп этих работ была опубликована постепенно в ряде лекций с 1861 по 1871 г. и издана под заглавием «Arthropathies liees a l'ataxie locomotrice progressive» (1868); другая группа, читанная в 1876 – 80 гг., издана под заглавием «Localisations dans les maladies du cerveau et de la moelle epiniere» (1880). Классическими признаются сборники его лекций, переведенные на многие европейские языки; таковы: «Lеcons sur les maladies du foie des voies biliaires et des reins» (1877); «Lecons cliniques sur les maladies des vieillards et les maladie chroniques.» (1868, 1874); «Lecons sur les maladies du systeme nerveux faites a la Salpetriere» (1880 – 84); «Lecons du Mardi a la Salpetriere» (1890 и 1898); «Clinique des maladies du systeme nerveux a l'hospice de la Salpetriere» (1892 – 1893). Ш. и его ученикам принадлежит также ряд интересных работ по гипнотизму. Полное собрание трудов Ш. издано в 1886 – 90 гг. Ш. был основателем и соредактором ряда специальных медицинских журналов: «Archives de physiologie normale et pathologique» (с 1868 г.); «Archives de nevrologie» (с 1880 г.); «Revue de Medecine» (с 1878 г.); «Nouvelle Iconographie de la Salpetriere» (с 1880 г.) и «Archives de medecine experimentale et d'anatomie pathologique» (с 1889 г.). В 1898 г. Ш. воздвигнут памятник в Париже. На pyccкий язык переведены: «Лекции о болезнях печени, желчных путей и почек» (СПб., 1879); «Болезни нервной системы» (СПб., 1876); «О локализациях в болезнях мозга. О мозговых параличах» (СПб., 1880, 1885); «Клинический очерк большой истерии или истеро-эпилeпсии» (Харьков, 1886); «Брайтова болезнь и интерстициальный нефрит» (М., 1882); «Альбуминурия» (СПб., 1882); «О лечении спинной сухотки пoдвешивaниeм» (1890). Шарманка Шарманка – небольшой ручной орган без клавиш, приводимый в действие рукояткою. В настоящее время его заменили в домашнем обиходе аристоны. Шартр Шартр (Chartres) – гл. гор. франц. дпт. Эры и Луары, на р. Эре. 20 тыс. жителей. Город состоит из древнего верхнего города, нижнего города и предместья С.-Морис. Старинные укрепления в настоящее время превращены в бульвары. Собор в готическом стиле (XII – XIII вв.), один из красивейших во Франции; городская библиотека (80 тыс. томов, 1800 рукописей), музеи естественно-исторические и древностей. Производство кожевенных, железных и медных изделий, шерстяного белья. История. В Римскую эпоху Ш. был известен под именем Антрикум народа карнутов. В средние века город сделался столицей графства, получившего также название Ш. В 1286 г. оно было куплено французским королем и в 1528 г. возведено Франциском 1 в герцогство. С 1623 г. герцогство сделалось удельным владением Орлеанского дома, и старший сын герцога Орлеанского стал носить титул герцога Шартрского. В настоящее время титул герцога Шартрского принадлежит принцу Роберту Орлеанскому. 21 октября 1870 г. Ш. был занят немецкими войсками и в борьбе с луарской армией служил важным опорным пунктом для немцев. Шатобриан Шатобриан (Франсуа-Огюст, виконт de Chateaubriand) – знаменитый французский писатель и политический деятель. Род. 4 сент. 1768 г. в бретонской дворянской семье, младшим из десяти детей; провел безрадостное детство в Сен-Мало, учился довольно беспорядочно в Доле, Ренне и Динане; предназначался родителями то в военные, то – согласно его собственному желанию – в священники, но 18-ти лет вступил в наваррский полк. Связи отца доставили ему аристократические знакомства и доступ ко двору, но он здесь терялся и больше интересовался литературой; сблизился с писателями – Парни, Шенье, Шамфором – и напечатал в «Almanach des Muses» (1790) меланхолическую пастораль: «Amour de la campagne». Революция, ненавистная этому роялисту, и уничтожившая его полк, побудила его исполнить заветную мечту – отправиться в Америку, с целью найти путь, через полярные страны, в Индию. Он пробыл там недолго, но успел видеть многое. В 1792 г. он женился и, хотя это был брак по требованию родных, нашел в жене преданного друга. Возвратясь в Европу, он эмигрировал, вступил в армию эмигрантов и был ранен при осаде Тионвилля; больной и измученный, перебрался в Англию, где вел тяжкую борьбу за существование, голодая, перебиваясь уроками и готовя обширный труд: «Essai politique, historique et moral sur les revolutions anciennes et modernes» (1797). Это сочинение, еще проникнутое духом отживавшего века, не имело успеха; его стали читать лишь впоследствии, ввиду разительной противоположности между ним и позднейшими воззрениями автора. Последующие издания были очищены от материалистических выходок. Перемена настроения была близка; смерть матери, удрученной ужасами революции и безверием сына, и сестры, получившей от матери завет возвратить брата христианству, возродили его веру. «Я уступил не великим сверхъестественным светочам, – писал он, – мое убеждение вышло из сердца: я заплакал и уверовал». В это время им был задуман «Genie du christianisme» (1802, 5 т.). Подзаголовок этого произведения: «ou les beautes de la religion chretienne» хорошо характеризует его: это вдохновенная апология христианства, не догматическая, не богословская, но поэтическая, естественная реакция против бурной, насмешливой и иногда грубой антирелигиозности XVIII в., попытка показать, «что из всех существовавших религий христианская – самая поэтичная, самая человечная, самая благоприятная свободе, искусствам и наукам; современный мир обязан ей всем, от земледелия до абстрактных наук, от больниц для бедных до храмов, воздвигнутых Микеланджело и украшенных Рафаэлем; нет ничего божественнее ее морали, ничего привлекательнее и торжественнее ее догматов, ее доктрины и ее культа; она покровительствует гению, очищает вкус, развивает благородные страсти, даст мысли силу, сообщает писателю прекрасные формы и художнику совершенные образцы». Догматическая и философская, историческая и логическая стороны сочинения Ш. слабы. Он побеждает искренностью, наивностью, захватом лиризма, силой вдохновения. Католицизм не умер, но замер: Ш. воскрешал его, связывая его с наиболее возвышенными представлениями живой действительности. Он вел своих читателей по тому пути, который прошел сам, основывая религию на индивидуальных эмоциях, эстетических по преимуществу. Его книга должна была потерять значение вместе с падением того общественного настроения, при котором она была создана. Литературное влияние ее было громадно; она создала школу. Идеализм и реализм равно могли обресть в ней новое слово. Вместе с глубиной индивидуального лиризма, мистическим захватом религиозного чувства и ораторским пафосом – субъективными элементами, которым равных еще не знала литература, – здесь были образы, картины и описания невиданной еще красоты, яркости и изобразительности; искусственность смешивалась с наивностью, элементарные промахи – с проблесками гения. Два эпизода из «Гения христианства» были выделены: один, «Atala», появился в «Mercure» за год до выхода главного сочинения, другой, «Rene», был отделен от него впоследствии (1807). «Atala ou les amours de deux sauvages dans le desert», проникнутая грандиозными впечатлениями, вынесенными автором из его скитаний по первобытному миpy Америки, поразила читателей столько же новым настроением, сколько блеском формы, и имела большой успех не только во Франции. «Rene ou les effets des passions» – французский и, как его иногда называли «христианизованный Вертер», сходен с немецким прообразом некоторыми чертами сюжета, но более всего тем, что это такое же изображение личности поэта; скорбь его героя театральна; «он носит свое сердце на перевязи» – как сказала одна англичанка о самом Ш.; в героине не трудно заметить черты влиявшей на него сестры, Люсили. Одно из наиболее сильных выражений «мировой скорби», это произведение произвело очень сильное и устойчивое впечатление. Изданные через семь лет «Les Martyrs» (1809, 5 т.) должны были явиться практическим образцом применения той эстетики, теория которой дана в «Гении христианства». До тех пор борьба между «старыми» и «новыми» не позволяла искусству отказаться от рабского подражания древним образцам. Ш. провозглашает национальное искусство, вводит религиозность в ряд эстетических настроений, отрешается от холодного рационализма классиков. «Я нашел, что христианство более чем язычество благоприятно развитию характеров и игре страстей в эпопее. Я говорил, что чудеса этой религии могут, пожалуй, поспорить с чудесами, взятыми у мифологии. Эти спорные воззрения я пытаюсь здесь подкрепить примером». Это поэма в прозе из эпохи Диоклетиана, полная красот, но не в изображении сверхъестественного, к которому охотно обращается автор, а в земных сценах и рассказах, в великолепных картинах природы и описаниях мест, которые за время работы над «Мучениками» посетил автор – Афин, Рима, Иерусалима. Результатом путешествия в Святую Землю, куда Ш., остановив работу, отправился искать впечатлений местного колорита, был «Itineraire de Paris a Jerusalem» (1811, 3 т.) – не только путешествие, но, так сказать, оправдательный документ к «Martyrs». Путешествие в Испанию дало (1809) материалы для изящного и законченного рассказа: «Les aventures du dernier des Abencerages», напечатанного лишь много позже в «Oeuvres completes». Здесь же впервые появилось раннее произведение автора: «Les Natchez», по американскому сюжету связанное с «Аталой» и «Рене». На этом заканчивается художественное творчество Ш.; отныне он и его перо принадлежат политике. Сент-Бев делит его политическую жизнь на три периода: 1) чистый роялизм (1814 – 24), 2) либерализм (1824 – 30) и 3) смесь роялизма с республиканством (после 1830 г.). Он не ладил с Наполеоном, хотя последний, будучи первым консулом, назначил его секретарем посольства в Рим, а затем посланником в швейцарский кантон Валлис; от последнего поста Ш. отказался после казни герцога Энгиенского. В 1814 г., еще до отречения Наполеона, Ш. издал брошюру: «De Buonaparte, des Bourbons et de la necessite de nous rallier a nos princes legitimes pour le bonheur de la France et de l'Europe» – памфлет, по заявлению Людовика XVIII стоивший целой армии для дела реставрации. В 1815 г. последовал за королем в Гент и временно был министром внутренних дел. Несколько ранее появились его «Reflexions politiques sur quelques ecrits du jour» (1814). Получив после второй реставрации звание пэра, он напечатал «Melanges de politique» (1816), а затем наделавшую много шума и конфискованную «Monarchie selon la charte» (1816), за которую был лишен пенсии (до 1821 г.). В 1818 г. основал газету «Conservateur». В 1821 г. назначен послом в Берлин, затем в Лондон; в 1822 г. был представителем Франции на веронском конгрессе. Кроме статей в газете, за это время появились его «Memoires, lettres et pieces authentiques touchant la vie et la mort du duс de Berry» (1820). В 1823 г., будучи министром иностранных дел, он настоял на объявлении войны Испании. В 1828 г. назначен послом в Рим, но вышел в отставку, когда сформировалось министерство Полиньяка. Его надменный и приподнятый легитимизм не мог примириться с Июльской монархией; после революции 1830 г., которую он предсказал, он отказался от звания пэра. В 1831 г. вышли его брошюры: «De 1а геstauration et de la monarchie elective» (где находится известная самохарактеристика: «я сторонник Бурбонов из чувства чести, роялист по рассудку и по убеждению, республиканец по влечению и по характеру») и «De la nouvelle proposition relative au bannissement de Charles X et de sa famille». В 1832 г. Ш., еще ранее подвергнутый заключению за то, что раздавал пострадавшим от холеры деньги от имени герцогини Беррийской, предстал пред судом присяжных за «Memoire sur la captivite de m-me la duchesse de Berry»; суд оправдал его. После выхода его «Oeuvres completes» (1826 – 1831, 31 т.) появились: «Etudes ou Discours historiques sur la chute de l'Empire romain» (1831, 4 т.); «Voyages en Amerique, en France et en Italie» (1834, 2 т.); « Lectures des Memoires do M. de Chateaubriand» (1834); «Essai sur la litterature anglaise» (1836); «Le congrеs de Verone» (1838, 2 т.); «Vie de Rance» (1844). В эти же годы он перевел «Потерянный рай» Мильтона (1836). Главным литературным трудом во время «политического» периода его жизни была обширная автобиография, написанная в 1811 – 1833 гг. и предназначенная для посмертного издания. Стесненный в деньгах, Ш., по его выражению, «заложил свою могилу» и продал за сумму в 250 тыс. фр. единовременно и 12 тыс. фр. пожизненной ренты свои «Memoires d'outre-tombe», которые начали печататься в фельетонах газеты «Presse» еще в последние дни жизни автора, в июне 1848 г. Он скончался 4 июля 1848 г. и, согласно его желанию, погребен на одинокой морской скале среди океана, пред его родным Сен-Мало. Бурное время мало способствовало успеху его последнего, столь долгожданного произведения (1849 – 1850, 12 т.), которое и впоследствии удивляло противоречиями, неопределенностью воззрений, намеренными или случайными фактическими неточностями и особенно неприятно поражало всеопределяющим господством личного самолюбия в этом голосе якобы «из-за могилы», но на самом деле еще полном пристрастий. «Читаю „Замогильные записки“ – писала в частном письме Жорж Занд – и скучаю от массы великолепных поз и драпировок... Не чувствуешь души, и я, которая так любила автора, в отчаянии, что не могу любить человека. Душа его так чужда всякой привязанности, что просто не веришь, чтобы он когда-либо любил кого-нибудь или что-нибудь». Однако, не только многочисленные красоты и блестящий язык искупают эгоизм, тщеславие, злобные выходки против тех, кого автор считал своими врагами, и иные недостатки этого произведения, как бы воплощающего все, что было в его авторе дурного и хорошего, – но также те драгоценные сведения по истории эпохи, которые мог иметь лишь выдающийся деятель. «Мемуары» – неисчерпаемый материал для характеристики автора, его отношений к Каррелю, Ламеннэ, Беранже, Жуберу, г-жам Сталь и Рекамье, для понимания внутреннего смысла его произведений. Влияние Ш. на французскую литературу громадно; с равной силой оно охватывает содержание и форму, определяя дальнейшее литературное движение в разнообразнейших его проявлениях. Романтизм почти во всех своих элементах – от разочарованного героя до любви к природе, от исторических картин до яркости языка – коренится в нем; Альфред де Виньи и Виктор Гюго подготовлены им. Но он отразился, много позже, и в тех реалистах, которые, в погоне за правдивым изображением действительности в слове, лишь с виду и не надолго могут показаться его отрицателями. По-русски из сочинений Ш. изданы в переводе В. Корнелиуса – «Мученики, или торжество христианской веры» (М., 1816), А. Севастьянова – «Бонапарте и Бурбоны» (СПб., 1814), А. Огинского – «О Бонапарте, Бурбонах» (СПб., 1814), Д. Воронова – «Опыт исторический, политический и нравственный о древних и новейших переворотах» (СПб., 1817), «Записки, письма и достоверные отрывки, относящийся до жизни и смерти Карла Фердинанда д'Артуа» (Орел и М., 1821), кн. П. Шаликова – «Воспоминания об Италии, Англии и Америке» (М. 1817), И. Грацианскаго – "Путешествие из Парижа в Иерусалим и т. д. " (СПб., 1815 – 17), то же кн. П. Шаликова (М., 1815 – 16), И. Мартынова – «Атала» (Смоленск, 1803), то же В. Измайлова (М., 1802), А. Варенцова – «Рене» (СПб., 1806), то же В. Л. (Псков, 1805), «Замогильные записки Шатобриана 1778 – 13» (СПб., 1851), «Последний из Абенсерагов», «Мученики или торжество христианства» и «Атала» (пер. В. Садикова, «Семейная Библиотека», СПб., 1891), «Рене» и «Эвдор и Велледа» (с предисловием В. Чуйко, СПб. 1894). Ср., кроме предисловий и биографич. очерков в различных изданиях сочинений (1836, 25 т.; 1839, 5 т.; 1849, 20 т.; 1859, 12 т.; 1851, «Chateaubriand illustre», 1851 – 1852, 7 т.; 1859 – 1861, со статьей Сент-Бева, 12 т.) Scip. Marin, «Histoire de Ia vie et des ouvrages de M. de Ch.» (1833, 2 т.); Vinet, «Etudes sur la litterature francaise au XIX siecle» (1849, 2 т.); Collombet, «Ch., sa vie et ses ecrits» (1851); Villemain, «Mr. de Ch.» (1858); Marcellus, «Ch. et son temps» (1859); Sainte-Beuve, «Ch. et son groupe litteraire sous l'Empire» (1860, 2 т.); Lomenie, «Galerie des contemporains»; Nadeau, «Ch. et le romantisme» (1874); "Souvenirs d'enfance et de jeunesse de Ch. " (1874); L'abbe G. Pailhes, «M-me de Ch. d'apres ses lettres» (1887), «M-me de Ch., lettres inedites» (1888); d'Haussonville, «Souvenirs» (1885); Chedieu de Roborthon, «Ch. et m-me de Custines» (189е); Bardoux, «La comtesse de Beaumont» (1884); «Ch.» («Classiques populaires» Lecene et Oudin, 1893); Do Lescure, «Ch.» (1892); Lady Blennerhasset, «Ch., Romantik und die Restaurationsepoche» (1903); E. Faguet, «XIX siecle» (11 изд., 1893; очерк о Ш. переведен в "Русской Мысли 1889. 10); Pelissier, «Le mouvement litteraire» (русский пер., 1895); Брандес, «Hauptstroemungen» («Emigranten-Litteratur»); Шахов, «Очерки литературного движения в первую половину XIX в.» (1903, 3 изд.); Longhaye, «Dix-neuvieme siecle» (1900, т. 1); Н. А. Котляревский, «Мировая скорбь» (1899). А. Горнфельд. Шаудин Шаудин (Fritz Schaudinn) – немецкий зоолог, род. в 1871 г. вблизи Гумбиннена, изучал естественные науки в Берлине с 1883 г., в 1893 г. доктор философии, в 1894 г. исследовал корненожки (Rhizopoda) в Бергене, осенью того же года назначен ассистентом при зоологическом институте берлинского университета, с 1898 г. приват-доцент зоологии, в 1898 г. вместе с Римером исследовал берега Шпицбергена с целью изучить фауну морских животных (результаты изложены в «Fauna arctica», Йена, 1902 и сл.), в 1901 г. от германского правительства получил поручение исследовать в Ровиньо болезнетворных простейших; по окончании этих исследований Ш. поручено основать специальный отдел для изучения простейших при императорском германском департаменте народного здравия. Научные труды Ш. касаются преимущественно строения и размножения простейших, по преимуществу корненожки; из них заслуживают особого внимания: «Untersuchungen ueber die Fortpflanzung der Foraminiferen. 1. Calcituba polymorpha» (Б., 1894); «Ueber Kerntheilung mit nachfolgender Koerpertheilung bei Amoeba Krystalhgera» («Sitz. bег. Preuss. Ak. Wiss.», 1894); «Ueber den Difformismus der Foraminiferen» («Sitz. ber. Ges. Nat. Fr. Berlin», 1895): «Ueber die Theilung von Amoeba binucleata» (там же, 1885); «Ueber den Zeugungskreis von Paramoeba eilhardi» («Sitz. her. Ak. Wiss.», 1896); «Das Tierreich: Heliozoa»(изд. герм. зоол. общ., Б., 1896); «Ueber den Generationswechsel der Coccidien u. die neuere Malariaforschung» («Sitz. ber. Ges. Nat. Fr.», 1899) «Untersuchungen ueber den Generationswechsel von Trichoshaerium Sieboldi» (Б., 1899); «Untersuchungen ueber Krankheitsenegende Protozoen» («Arb. a. d. Reichsgosundheitsamt», 1902) С 1902 г. Ш. издает центральный орган для работ, касающихся простейших животных и растений под заглавием: «Агchiv fuer Protistenkunde» (Йена). Н. Н. А. Шафарик Шафарик (Павел-Иосиф Safarik – знаменитый чешский ученый. Род. 13 мая 1795 г. в селе Кобелярове, в семье евангелического пастора, словака. Учился в евангелическом лицее в Кежмарке, пользовавшемся в то время большою известностью. Об этой школе Ш. сохранил навсегда лучшие воспоминания. Здесь в нем впервые пробудилось славянское самосознание, под влиянием, с одной стороны, враждебного отношения к славянству некоторых его учителей, с другой – вследствие знакомства с чешскими книгами и журналами, особенно сочинениями Юнгманна, Пухмайера и др. На литературное поприще Ш. выступил мелкими стихотворениями, с 1813 г. появлявшимися в венском журнале Яна Громадка «Prvotiny peknych umeni». В 1814 г. он издал в Левоче сборник своих стихотворений: «Tatranska Muza s lirau Slowanskau», отличавшихся как новизной содержания, так и разнообразием формы, плавным и звучным стихом. Это были единственные опыты Ш. на поэтическом поприще. В 1815 г., со скромными средствами, собранными на кондициях, Ш. отправился в Йену. Отец желал видеть в сыне будущего теолога, но Ш. больше привлекали филология, история и философия. В Йене он слушал лекции по классической филологии у Эйхштедта, по истории у Лудена, по философы у Фриса, переводил на чешский язык «Облака» Аристофана и «Марию Стюарт» Шиллера, подготовлял план истории славянских литератур. Возвращаясь в 1817 г. на родину, Ш. посетил Прагу и провел здесь около месяца в обществе Добровского, Юнгманна, Неедлого, Прессля, Ганки и друг. пражских ученых и литераторов. Прага не понравилась ему: он поражен был мелкими спорами пражских литературных кругов, их сплетнями, взаимными обвинениями. По возвращении на родину Ш. принял место воспитателя в частном доме; зиму он проводил в Пресбурге, что давало ему возможность продолжать занятия излюбленными предметами. Ш. здесь особенно сблизился с Бенедикти, Палацким и отчасти Колларом. Вместе с Палацким, который, как и Ш., занимался вопросами чешской просодии, Ш. издал в 1818 г. в Пресбурге «Pocatkowe Ceskeho basnictur, obwlzaste prozodye» («Начатки чешского стихотворства, особенно просодии»). Рассуждение это, написанное в форме переписки друзей (авторы скрыли свои имена, только предисловие подписано было Бенедикти), направлено было против учения Добровского о чешской просодии и рекомендовало метрическое стихосложение вместо тонического. Книга эта произвела сильное впечатление в литературных кругах, и хотя учение Ш. и Палацкого о метрическом стихе не нашло благоприятной почвы, тем не менее весь трактат оказал большое влияние на обновление духа чешской поэзии, повысив требования литературной критики. Имя Ш. вскоре приобрело известность в евангелических лицеях Венгрии. Ему стали предлагать места учителя, но Ш., еще в Кежмарке испытавший враждебное отношение пробуждавшегося мадьярства ко всему славянскому, отказался и предпочел должность учителя и директора сербской православной гимназии в Новом Саде (в южн. Венгрии). С этого момента (1819 г.) начинается новый период жизни Ш., имеющий огромное значение в истории его занятий. Ш. прекрасно изучил сербский язык, сблизился с просвещеннейшими представителями сербского общества, получил доступ в богатые библиотеки близких к Новому Саду Фрушкогорских сербских монастырей и извлек из рукописей их драгоценные материалы для своих будущих трудов. Здесь положено было основание знаменитому собранию рукописей Ш., хранящемуся ныне в библиотеке чешского музея в Праге. Многочисленные педагогические труды не препятствовали Ш. заниматься наукой и осуществлением некоторых давнишних своих проектов. Давно уже Ш. и Коллар мечтали об издании собрания народных словенских песен; материал имелся в изобилии и у того, и у другого. В 1823 г. издан был первый вып. этого собрания, при участии и Яна Благослава («Pisne svetske lidu slovenskeho v Uhrich»). В этом сборнике особенно интересным является предисловие, написанное Колларом, трактующее о значении народных песен в отношениях языка, эстетическом и этнологическом. Результатом занятий Ш. славянскими литературами и языками явилась широко задуманная «Geschichte der slawischen Sprache und Literatur nach allen Mundarten» (Офен, 1826), первый опыт истории литературы и языка всех славянских народов в целом. Здесь Ш. является и сравнительным лингвистом, и диалектологом, и этнографом, и историком, будителем своего народа и защитником всего славянства. Книга произвела сильное и благоприятное впечатление среди всех славян; сочувственно встретил ее и сам патриарх славистики, Добровский, отметивший в обстоятельной рецензии и ряд недостатков труда Ш. Ко времени пребывания Ш. в Новом Саде относятся еще трактат по славянской древности: «Ueber die Abkunft der Slawen nach Lorenz Surowiecki» (1828) и небольшая, но в высокой степени оригинальная работа: «Serbishe Lesekoerner» (1833) – первое историческое обозрение судеб сербского языка. Ш. блестящим образом опроверг державшееся до его времени заблуждение , что старославянский язык был отцом всех нынешних славянских наречий, и доказал, что сербский язык гораздо древнее, чем думал, например Добровский: в древнейших памятниках сербской письменности находятся почти все те отличительные черты, коими характеризуется этот язык в настоящее время. Положение Ш. в Новом Саде, между тем, становилось тяжелым. Он чувствовал себя одиноким, «в истинном изгнании духа». Отношения с представителями сербского общества ухудшались; особенно много огорчений доставляла ему гимназия. В 1825 г. Ш., по требованию мадьярского правительства, был лишен директорства и остался только учителем сербской гимназии. В это время (1826) начались переговоры П. И. Кеппена, ближайшего советника А. С. Шишкова, тогдашнего министра народного просвещения, с триумвиратом славянских ученых – Ганкой, Ш. и Челаковским, которых приглашали к нам на предполагавшиеся к открытию в русских университетах кафедры славянской литературы. Ш. соглашался переселиться в Россию, но переговоры затянулись, и первоначальный проект принял (к 1830г.) иную форму. Названных трех ученых приглашала теперь академия в качестве «книгохранителей при славянской, вновь учредиться имеющей, библиотеке». Но и на этот раз дело тянулось долго, а между тем положение Ш. в Новом Саде стало настолько тяжелым, что он окончательно решил покинуть этот город и переехать в Прагу, впредь до приискания других занятий. Благодаря стараниям Палацкаго и целой группы чешских писателей и дворян, Ш. была обеспечена ежегодная субсидия в 480 гульд., если он переселится в Прагу и будет писать исключительно по-чешски. Ш. остался в Праге до конца своей жизни. Здесь им были написаны крупнейшие его труды, на коих зиждется его ученая слава. Призвав Ш. в Прагу, друзья его всячески старались облегчить его существование. Главный виновник его переселения, Палацкий, выхлопотал ему постоянный гонорар за сотрудничество в «Часописи Чешского Музея»; позднее, в 1838 г., он передал Ш. редактирование «Часописи»; в 1834-1835 гг. Ш. редактировал «Svetozor», первый чешский иллюстрированный журнал, издававшийся фирмой братьев Гаазе. Но все это давало ничтожные средства. В 1835 г. Ш. посетил в Праге М. П. Погодин, поразившийся теми тяжелыми материальными условиями, при которых Ш. приходилось работать. Отдавшись всецело своим научным задачам, Ш. совершенно забывал, о материальных интересах. Положение семьи его было чрезвычайно тяжелое; в этом он сам неоднократно признается в письмах к Погодину. Ш. нуждался в помощи друзей и не отказывался от нее, но для него всего дороже была поддержка его ученых предприятий. Знакомство Ш. с Погодиным совпало с окончанием первой части «Славянских Древностей» («Slovanske Starozitnosti») и с приготовлением их к печати. Момент для оказания поддержки предприятий Ш. был весьма удобный. Погодин помогал ему существенно и неоднократно, сам от себя и при содействии друзей. Другие русские ученые также помогали Ш. присылкой ему необходимых исторических и литературных исследований, материалов и пр. Труд Ш. вышел в 1837 г. Ученая критика встретила его восторженно. Этот труд, говорил Палацкий, положил конец всем голословным догадкам и всяким спорам в области славянской старины. Под пеплом древности Ш. удалось найти столько света, что не только история славян, но и их старых соседей – скифов, кельтов, германцев, сарматов, финнов и др. – получила неожиданную ясность и достоверность. Проникнутый горячею любовью к изучаемому им миру, Ш. не забывал, однако, о беспристрастии; в благородном стремлении к истине он выставлял на вид не одни привлекательные черты древнего славянства. Не колебался он и отвергнуть или исправить высказанное им ранее мнение, если убеждался в неосновательности его. Одушевление, вложенное Ш. в его труд, невольно прорывалось наружу как элегический вздох над прошедшим; но глубокое критическое чутье не позволяло ему дойти до преувеличений. Если в частностях труд Ш. в настоящее время требует изменений, то в целом «Славянские Древности» имеют и всегда будут иметь высокое научное значение. С необыкновенным трудолюбием собранный материал, положенный в основание этого труда, свидетельствующий о громадной эрудиции Ш., чрезвычайно обдуманно, в строгой системе распределенный и обработанный, блестящая, «железная» аргументация, постоянное уменье отличать главное от второстепенного, пластичность и ясность стиля – все это и в настоящее время является предметом удивления. Великолепное здание «Славянских Древностей», как воздвиг его Ш., стоит доныне прочно, хотя отдельные выветрившиеся камни оказалось нужным заменить другими, а кое-где пришлось переменить и целые своды. Если наука славянских древностей и ушла ныне вперед, то она совершила это движение только в отдельных местах, детальной разработкой и поправками в грандиозном здании Ш. Труд Ш. немедленно стал выходить и в русском переводе Бодянского, но последний, на средства Погодина издал (1837) только часть «Древностей», полный их перевод вышел в 1848 г. План Ш. осуществлен был не весь: вторая часть «Древностей» – о нравах, обычаях, образовании, религии древних славян осталась недоконченной. В начале 1836 г. гр. С. Г. Строганов, попечитель московского округа, пригласил Ш. на славянскую кафедру в Москву, но Ш. отказался: он решил навсегда остаться в Праге, чтобы выполнить все свои ученые проекты. После «Истории славянских литератур» и «Славянских Древностей» , третьим трудом общеславянского характера была «Славянская Народопись» («Slovansky Narodopis», 1842). Этой маленькой книжкой положен был краеугольный камень славянской этнографии. В небольших очерках и заметках знакомил общество со славянским миром уже Добровский, в своих сборниках «Славине» и «Слованке»; но первый цельный опыт славянского народоописания сделан был Ш. Насколько обширные «Славянские Древности» знакомили ученый мир с славянской стариной, настолько небольшая «Славянская Народопись» открывала самому широкому кругу читателей пути к ознакомлению с живым славянским миром и, таким образом, составляла необходимое дополнение к «Древностям». Особенно поучительной являлась приложенная к «Народописи» карта славянского мира («Slovansky Zemevid»), впервые наглядно изобразившая величие его. Книга Ш. имела огромный успех: первое издание ее разошлось в Праге в несколько дней; в том же 1842 г. вышло второе издание ее, а в 1843 г. она переведена была Бодянским на русский язык (первонач. в «Москвитянине» Погодина, а потом вышло отд. издание). Историческое изучение памятников чешского яз. и литературы дало Ш. обильный материал для истории старого чешского яз. Ш. вместе с Палацким принял участие в споре о некоторых заподозренных памятниках чешской письменности, выступив с защитой их подлинности в труде: «Die aeltesten Denkmaeler der boehmischen Sprache» (1840). Здесь подробно рассмотрены «старейшие памятники чешского языка», отвергнутые Добровским и Копитаром: «Суд Любуши», отрывок из Евангелия от Иоанна, глоссы «Mater Verborum» и др. На изучении этих, отвергнутых ныне, и других памятников Древней чешской письменности основаны были "Начала старочешской грамматики («Pocatky staroceske mluvnice»), предпосланные Ш. исторической хрестоматии по чешской литературе («Wybor z literatury ceske», 1845, I). Грамматика древнего чешского языка впервые получила здесь научную обработку, впервые представлено было вполне учение о звуках и формах чешского языка и изложен синтаксис его, причем разбор собранного материала совершен по строгому научному методу. Существенный недостаток этого труда состоит в том, что предметом научного исследования явились памятники тогда сильно заподозренные, а ныне совершенно отвергнутые. Ш. не без основания упрекали в недостатке критики. Известность Ш. со времени переселения его в Прагу значительно расширилась, благодаря только что отмеченным капитальным трудам его. Ш. стали предлагать кафедру славяноведения в Берлине, но он отказался от этого предложения; тогда прусский министр народного просв. Эйхгорн пригласил Ш. в Берлин, чтобы получить от него совет, как следует поставить учреждаемые в Берлине и Бреславле кафедры. Ш. представил Эйхгорну замечательную записку, в которой был начертан план университетского преподавания славяноведения. Предложения, обращаемые к Ш. из России и Пруссии, заставили и австрийское правительство отнестись к Ш. с большим вниманием. С 1837 г. Ш. был цензором книг «беллетристического и смешанного содержания». В 1841 г. он был назначен сверхштатным хранителем университетской библиотеки. Цензурные занятия доставляли Ш. массу хлопот и неприятностей, и он настойчиво стал просить об увольнении от этой должности; в 1847 г. он, наконец, освободился от нее. Ш. давно мечтал об открытии славянской кафедры в Австрии, прежде всего в Праге, где надеялся получить профессуру. С этою целью он подал в 1846 г. эрцгерцогу Стефану, наместнику Чехии, особую записку; но она не имела успеха. Назначенный в 1848 г. самим императором членом Венской Академии, Ш. выхлопотал себе разрешение преподавать славяноведение в пражском университете, но вспыхнувшее в марте 1848 г. революционное движение в Вене и Праге помешало ему открыть свои чтения. Так Ш. и не удалось достигнуть университетской кафедры. Он получил должность библиотекаря университетской библиотеки, которая, благодаря его заботам, обогатилась многими приобретениями и получила новые штаты. Когда в 1848 г. в Праге состоялся съезд представителей всех славянских народов Австрии, Ш. был избран председателем его, и только после его отказа его заменил Палацкий. На съезде этом он произнес знаменитую речь, в которой обличал лживость приговора о славянах их соседей – немцев, мадьяр, итальянцев, считающих славян неспособными к полной свободе и к высшей политической жизни только потому, что они славяне. Пражский период жизни Ш. не смотря на всю скромность официального положения его, был чрезвычайно благотворен как обширною ученою деятельностью Ш., так и по тому личному влиянию, которое он оказывал на многочисленных славянских путешественников, в том числе и русских. Круг русских учеников Ш. чрезвычайно велик. Первые наши славяноведы – Бодянский, Прейс, Срезневский, Григорович, – находились с ним в близких, дружеских связях и пользовались его советами и указаниями, оказывая в то же время содействие научным предприятиям Ш. Сороковые и пятидесятые годы в ученой деятельности Ш. отличаются обилием статей и исследований, посвященных вопросам языковедения вообще и в частности выяснению капитальных вопросов языкознания славянского. Целый ряд мелких статей по языкознанию помещен был Ш. в «Часописи Чешского Музея» за 1846 – 1848 гг. Особенно важны его исследования по вопросу о родине и происхождении глаголицы. В рассуждении: «Ueber den Ursprung and die Heimath des Glagolitismus» ( 1858) вопрос о кириллице и глаголице рассмотрен Ш. особенно подробно. Палеографические признаки глаголицы, своеобразно истолкованные Ш. исторические свидетельства об изобретении славянской азбуки и данные лингвистические привели Ш. к заключению, что глаголица древнее так назыв. кириллицы, и что она именно есть письмо, изобретенное Кириллом Философом, а азбука, носящая имя Кирилла, составлена учеником его Климентом, епископом велицким (в Македонии). В трудах более ранних («Расцвет славянской литературы в Болгарии», 1848; «Взгляд на первые века глаголической письменности», 1852; «Памятники глаголической письменности», 1853; «Glagolitische Fragmente», 1857) Ш. держался несколько иных взглядов. Взгляд Ш. принят был и развит целой школой австрийских славистов и получил дальнейшее развитие в трудах Миклошича, Ягича и др. Хотя взгляды Ш. не восторжествовали еще окончательно, тем не менее собранные им доказательства, глубокомысленные соображения и строгий научный метод сохраняют за его трудами значение и в настоящее время. Многолетние ученые занятия при крайне тяжелых материальных и нравственных условиях, непрестанная борьба за существование, болезнь жены и болезненность самого Ш. в последние годы особенно сильно отразились на его организме. Болезненное состояние Ш. резко проявилось 23 мая 1860 г., когда он бросился в Влтаву. Его спасли, он поправился, но страдальческая жизнь его продолжалась недолго: 26 июня (нов. ст.) 1861 г. он скончался. В истории славяноведения ему принадлежит, наряду с Добровским, одно из почетнейших мест. Труды его в этой области многочисленны и разнообразны. И славянские языки, с старославянским во главе, и древняя история славянства, и современное его состояние, и славянская письменность вообще – все было предметом его научных разысканий и изучений. Как человек, Ш. принадлежит к числу величайших в истории просвещения идеалистов. Его нравственный облик характеризуется лучше всего эпитафией на его могильном памятнике: «В красных мира воспитал ся еси от юности своея». Литература. В. Брандл, «Zivot Pavla Josefa Safarika» (Берн, 1887). Для эпохи новосадской весьма важным является труд проф. К. Иречка, «Safarik mezi Jihoslovany» (в журн. «Osveta», 1895). Очерк деятельности Ш. и характеристику его как чешского писателя-ученого и как человека, дает Яр. Волчек («Р. I. Safarik», 1896, Прага). На русском языке: П. А. Кулаковский, «Павел-Иосиф Шафарик» («Журн. Мин. Нар. Просв.», 1895, июнь); обширное жизнеописание и обозрение ученой деятельности Ш. принадлежит П. А. Лаврову («Древности. Труды славянской комиссии Имп. Моск. Археол. Общ.», т. II, 1898). Ф. Ссылка на страницу: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона Теги: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона | |
|
ТОП материалов, отсортированных по комментариям
ТОП материалов, отсортированных по дате добавления
ТОП материалов, отсортированных по рейтингу
ТОП материалов, отсортированных по просмотрам
Всего комментариев: 0 | |