14:21 Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона | |
| Ювенал Ювенал (Децим Юний Juvenalis) – римский сатирический поэт. Родился в г. Аквине (в юго-вост. части Лация) в первые годы правления Нерона (около 55 – 56 г. по Р. Хр.). Судя по литературной деятельности Ю., можно предполагать, что он получил весьма тщательное образование, а это, в свою очередь, позволяет заключать о достаточности его семьи. Последнее находит себе подтверждение в древней биографии поэта, по словам которой Ю. был сыном или воспитанником богатого вольноотпущенника. Он долго («до средины жизни», т. е. до 40 – 50 лет) упражнялся практически в красноречии, но не по нужде, а для собственного удовольствия; был некоторое время военным трибуном, имел у себя на родине сан главного жреца обоготворенного императора Веспасиана, а также занимал видную должность в местном городском самоуправлении. По весьма спутанным и сбивчивым известиям древнего жизнеописания поэта, можно предполагать, что он впал в немилость у одного из императоров и подвергся даже изгнанию, или, вернее, нежелательному для него удалению из пределов Италии на какой-нибудь пограничный пост. Свои сатиры Ю. начал писать или публиковать только при имп. Траяне, после 100 г. по Р. Хр. 16 сатир поэта разделяются на 5 книг (1 – 5; 6; 7 – 9; 10 – 12; 13 – 16). Хронология выхода в свет каждой книги довольно запутана; приблизительно ее можно определить так: I книга вышла между 100 – 115 гг., II между 116 – 117 гг., III между 118 – 120 гг., IV между 121 – 127 гг., V после 128 г. и во всяком случае до 131 – 32 гг. На эту последнюю дату приходится вероятно и смерть Ю. По своему достоинству сатиры Ю. резко разделяются на две группы, из которых вторая, начиная примерно с 10-й сатиры, стоит, в целом, гораздо ниже первой. Вот что говорит по этому поводу один из лучших знатоков Ю., Отто Ян: «Первые сатиры написаны при самых живых впечатлениях от пережитой эпохи ужасов, полны ожесточенных и резких нападок против выдающихся и первенствующих лиц и дают яркую картину ближайшего прошлого. В последних сатирах этот огонь угасает все больше и больше. Ярко вспыхнувшая ярость дает место ворчливому благодушию; живое отношение к вещам и лицам отступает пред общими местами; все более и более проявляется склонность к известным философским положениям, морализированию и вообще к широкому, расплывчатому изложению; мощно бьющий, даже пенящийся и бушующий горный ручей превращается в широкую и все спокойнее текущую реку». Эта резкая разница в достоинстве сатир дала повод одному из германских ученых, О. Риббеку , объявить, в наделавшей в свое время большого шуму книге: "Der echte undunechte J. " (Лпц., 1859) чуть не половину сатир Ю. произведениями позднейшего декламатора. Несмотря на в высшей степени остроумную аргументацию Риббека, его гипотеза в настоящее время совершенно оставлена. В первой сатире Ю. обосновывает свое выступление в качестве обличителя пороков современного ему общества и излагает свой образ мыслей по поводу этих пороков: эта сатира является как бы программой для всех других. Поэт недоволен господствующим в его время в литературе пристрастием к скучным и холодным мифологическим сюжетам и обращает внимание читателей на представляющую богатый материал для наблюдений картину римского общества, очерчивая беглыми, но меткими штрихами разного рода уродливые типы, как напр. мужчины, выходящего замуж подобно женщине, грабителянаместника, супруга – сводника собственной жены и т. д. Во 2-й сатире выставлены развратные лицемеры (qui Curios simunlant et Bacchanalia vivunt). Как жилось среди подобных развращенных и извращенных личностей и как вообще дышалось в тогдашнем Риме, показывает 3 сатира, принадлежащая к числу самых удачных по своей живой обрисовке крайне тягостных условий существования в столице для бедного и честного человека (этой сатире подражал, между прочим, Буало в сатирах I и VI). В 4-й сатире с злой иронией изображено заседание государственного совета во время Домициана, где обсуждается вопрос, как поступить с огромной рыбой, поднесенной рыбаком в дар императору. В 5-й сатире поэт в ярких красках рисует те унижения, которым подвергается бедняк-клиент на пиру у богача-патрона. Ю. хочет пробудить в паразите чувство стыда и гордости и для этого в самых резких контрастах противопоставляет то, что имеет за столом сам богач, и что велит он подавать бедному прихлебателю. Из 6-й сатиры можно заключить, что Ю. был страстным ненавистником женщин и врагом брака и основательно изучил слабости и пороки современных ему дам. Эта сатира, самая большая по объему (661 ст.), есть один из наиболее жестких плодов гения поэта, как по своему крайне суровому тону, так и по наготе изображения. 7-я сатира посвящена уяснению бедственного положения лиц, живущих умственным трудом: писателей, адвокатов, учителей. В 8-й сатире разбирается вопрос, в чем состоит истинное благородство, поэт доказывает здесь, что одно знатное происхождение без личных нравственных качеств еще ничего не значит, и что лучше иметь отцом Ферсита и походить на Ахилла, чем быть сыном Ахилла и походить на Ферсита (этой сатире подражал Кантемир). В 9-й сатире содержатся иронически наивные жалобы мужчины, промышляющего педерастией, на то, как трудно зарабатывать себе хлеб этим занятием. Тема 10-й сатиры – близорукость всех человеческих желаний; людям собственно нужно одно, чтобы был здравый ум в здравом теле (знаменитое orandum est, ut sit mens sana in corpore sano). В 11-й сатире Ю. приглашает в праздник Мегалезий на обед своего друга Понтика и распространяется по этому поводу о простоте старинных нравов и о современной поэту расточительности. В 12-й сатире (самой слабой) Ю. преследует весьма распространенный в Риме того времени тип искателей наследства (heredipeta). В 13 сатире поэт, утешая друга своего Кальвина, лишившегося значительной суммы денег, изображает те угрызения совести, которыми должно терзаться обманувшее Кальвина лицо. 14-я сатира состоит из двух слабо соединенных между собою частей: 1) об огромном влиянии на детей образа жизни их родителей и 2) об алчности, как одном из главнейших пороков. В 15-й сатире, по поводу случая каннибальства в Египте, Ю. распространяется об извращенности тамошних религиозных верований. Наконец, последняя, 16-я сатира представляет собою отрывок в 60 стихов, в котором говорится о мнимом превосходстве военного сословия над другими. Незаконченность этой сатиры служит верным доказательством того, что произведения Ю. не подвергались переработке после его смерти. Для общей характеристики Ю. особенно важна его первая сатира. Поэт неоднократно повторяет, что при виде сильной развращенности своего времени он не может не писать сатиры, и что если природа отказала ему в поэтическом гении, то стихи будет ему диктовать негодование (знаменитое si natura negat, facit indignatio versum). И в конце этой плана жизнь. Он искренно стремился помочь своим согражданам, и если иногда преувеличивал их пороки, то только радея об их пользе. О другой положительной стороне поэзии Ю. один из наших ученых гр. А. В. Олсуфьев) отзывается так: «в сатирах Ю. этого реалиста древнего мира, как в фотографической камере отпечатлелась вся окружавшая его римская жизнь, изображенная им в целом ряде законченных до мельчайших подробностей бытовых картин, прямо с натуры схваченных портретов, психологических, тонко разработанных очерков отдельных типов и характеров, реалистически верных снимков со всей окружающей его среды, от дворца кесаря до лачуги в Субуре, от уборной знатной матроны до клети в люпанаре, от пышной приемной чванливого адвоката до дымной школы бедняка грамматика; Ю. собрал все это разнообразие силою своего таланта в одно художественное целое, в котором, как в зеркале, отражается весь древний мир, насколько он был виден поэту». Ю. важен для изучения частного, семейного, внутреннего быта древних, о котором до нас дошли, вообще, самые скудные сведения. Его сатиры ревностно читались не только в древности, но и в средние века, когда нравился его возвышенный и вдохновенный тон; многие называли его тогда ethicus, а один поэт писал, что Ювеналу верят более, чем пророкам (magis credunt Juvenali, quam doctrinae prophetali). Существует масса древних толкований к поэту (так назыв. схолий), начиная от IV-го столетия и кончая поздними временами средневековья. Главная рукопись Ю. – IX в. – хранится в библиотеке медицинской школы в Монпелье, почему называется Montepessulanus, а также чаще, Pithoeanrus, по имени одного из прежних владельцев ее, Пьера Питу. Лучшие издания – Бюхслера (Берл., 1893) и Фридлэндера (Лпц., 1895); много объяснительного материала дают также английские труды Mayor'а (1883 и 1886 гг.) и Lowis'a (с прозаич. переводом, 1882). Русские переводы: Фета (М., 1885; ср. книгу гр. А. В. Олсуфьева: «Ювенал в переводе Фета», СПб., 1886) и Адольфа (М., 1887); 3, 7 и 8 сатиры переведены прозой Н. М. Благовещенским (в "Журн. Мин. Нар. Просв. ", 1884, кн. 4; 1885, кн. 1; 1886, кн. 2). Издание трех первых сатир, с комментариями, Д. И. Нагуевского (Казань, 1882; ср. его же книгу "Римская сатира и 10. ", Митава, 1879).. 4. М – н. Югорский шар Югорский шар – пролив в Сев. Ледовитом океане, отделяет о-в Вайгач от материковой части Архангельской губ. С юго-зап. конца пролив ограничивается входными мысами: м. Гребень на о-ве Вайгаче и Белым со стороны материка. Отсюда пролив тянется к С-В, имея ширину в 5,5 морск. миль; затем в параллели мысов Дьяконова и Створного на о-ве Вайгаче прол. суживается от 2 до 1,5 м. миль, в параллели же м. Песчаного и Сухого Носа вновь расширяется от 2 до 3 миль и направляется к В. От о-ва Сторожевого и в параллели мм. Каменного на Вайгаче и Наездника на материке направляется к С и затем в параллели м. Яросоль. на материке Азии соединяется с Карским морем, имея ширину до 6 м. миль. Длина прол. до 25 миль. По исследованию Вилькицкого глубина прол. по его средине от 7 до 12 с., но есть места. от 17 до 22 с. В параллели же м. Песчаного и Сухого Носа и сел. Никольского, глуб. от 5,5 до 12 с. У о-ва Сторожевого от 6 до 11 саж., на вост. и южн. сторонах этого о-ва и при устье р. Великой имеются песчаные кошки. В прол. существует два течения из Северного океана в Карское море и обратное. Между мм. Гребень и Дьяконово расположена бухта Варнека. В пролив впадают 2 рр. Бол. Ая или Великая и Мал. Ая или Никольская. При впадении р. Никольской находится посел. или становище Никольское или Хабарово, состоящее из нескольких изб, амбаров и маленькой церкви. Сюда приезжают весной самоеды и пустозерцы для тюленьего промысла, продолжающегося до 24 июня, а по вскрытии рек промышляют также и рыбу, в середине же лета и птицу. Для морских промыслов выезжают на карбазах в открытое море. Здесь летом бывает ярмарка, на которую съезжаются самоеды и торговцы с Печоры. Ю. шар освобождается от льда не ранее июля месяца, а иногда и позже. По окончании промыслов, в конце августа, становище пустеет и в нем остаются одни караульщики. Пробовали устроить скит, но присланные сюда монахи в первый же год перемерли от цинги и болезней, хотя караульщики самоеды проживают здесь круглый год без вреда для своего здоровья. Служба в здешней церкви совершается только летом присылаемым сюда на это время священником или иеромонахом. В проливе несколько островов, из них главные Сторожевой и Соколий . Берега пролива обрывисты, в большинстве утесисты и скалисты; древесной растительности по берегам пролива нет, есть скудная трава, сланка, мхи и ягели. Голландцы назвали этот пролив Нассауским; впоследствии он назывался Вайгачским; ныне за ним установилось название Ю. шара. Впервые прошли Ю. шар в 1580 г. голландцы Иэт и Джакмон. Русские, начиная с XVII стол., пользовались им как путем в Мангазею. Более точное обследование Ю. шара произведено в 1893 и 1898 гг. экспедициями Добротворского и Вилькицкого. Н. Л. Юдин Геннадий Васильевич Юдин (Геннадий Васильевич) – известный библиофил и издатель. Род. в 1840 г. в Сибири; много путешествовал по Востоку и Европе. С конца 60х гг. начал собирать библиотеку, которая в настоящее время является самой обширной из частных библиотек России, занимает в Красноярске особый дом и заключает в себе более 80000 названий. Она чрезвычайно богата редкими изданиями, полными собраниями всех рус. журналов, а также старинными документами и гравюрами. На средства Ю. издан ряд научных трудов Титова, Кулешова, Лопарева, «Рус. книги» Венгерова, фототип. воспроизведения Радзивиловского Нестора и др. Им самим составлены "Материалы для истории города Чухломы и рода Костромичей Июдиных– (2 т., Красноярск, 1902; подготовлено 8 т.). Ср. Н. Бакай, «замечательное книгохранилище» (М. 1896). Южаков Сергей Николаевич Южаков (Сергей Николаевич) – выдающийся современный публицист, род. в 1849 г. в семье генерала от кавалерии, учился на историко-филологическом факультете Новороссийского университета, который по болезни оставил до окончания курса; на литературное поприще выступил в 1868 г. в «Одесском Вестнике»; с 872 г. сотрудничал в «Знании», в 1876 – 1879 гг. был товарищем редактора «Одесского Вестника»; с 1879 до 1882 г. находился в ссылке в Сибири, откуда посылал статьи в «Русские Ведомости» и «Отеч. Записки»; в 1882 – 1884 гг. постоянный сотрудник "Отеч. Записок; тогда же помещал статьи в «Деле», «Вестнике Европы» и «Одесск. Листке»; в 1884 – 85 гг. сотрудничал в «Русской Мысли»; в 1885 – 89 гг. был членом редакции «Северн. Вестника», в 1893 – 98 гг. членом редакции «Русского Богатства», в котором поныне ведет отдел иностранной политики. С 1898 г. Ю. состоит главным редактором «Большой Энциклопедии», Отдельно изданы след. сочинения Ю.: «Социологические этюды» (т. I, 1891; т. II, 1896); «Доброволец Петербурга» (1894); «Англо-русская распря» (1885); «Афганистан» (1885); «М. М. Сперанский» (1891); «Ж. Ж. Руссо» (1893); «Любовь и счастье в произведениях Пушкина» (Одесса, 1895); «Статистическое описание крестьянского хозяйства Ямбургского уездa» (1886). Основы своего широко-гуманного миросозерцания Ю. изложил в "Социологических этюдах. Примыкал к субъективной школе социологии, которую он считает специфически «русскою социологическою школою», Ю. указывает, что в социальном процессе, наряду с биологическими факторами, действуют и факторы этические, которые, с успехом цивилизации, берут перевес над первыми и подчиняют их себе. «Социальный прогресс, – говорит Ю., – представляется процессом уравновешения внутренних и внешних отношений жизни и среды»: в этом прогрессе жизнь, приспособляясь к среде, в свою очередь приспособляет среду к своим потребностям, создавая особую среду – «социальную культуру». Благодаря этому новому фактору борьба за существование перестает быть всерешающим фактором и проявляется тенденция к совершенному искоренению этой борьбы, которая человеком сколько-нибудь развитым признается явлением безнравственным. Борьба между людьми сменяется борьбой людей, объединенных солидарностью, с природой, что ведет к тенденции «уравновесить размножение населения умножением средств». Южная Америка Южная Америка. География и статистика. – С 1890 г., т. е. с выхода в свет ст. Америка в I т. Словаря, в южн. части этого материка произошли большие изменения. Самое важное – отделение от Колумбии штата Панама, образовавшего особую Панамскую республику (1903). Теперь Колумбия находится вся в пределах Ю. Америки, а прежде она включала часть Средней Америки. В состав республики Эквадор входят о-ва Галапагос, составляющие в физическом отношении не часть Ю. Америки, а самостоятельную группу океанических о-вов. Они не включены в помещенную далее статистическую таблицу. Также не помещен и принадлежащий республике Чили о-в Пасхи в Тихом океане. Другие, более близкие к материку о-ва включены, хотя некоторые из них – океанические (напр. группа Хуан-Фернандес, принадл. Чили, о-в Норонья – Бразилии и т. д.), но эти о-ва очень невелики. Крупные и многочисленные о-ва у зап. и южн. берега Ю. Америки от 42° ю. ш. до 55,5° ю. ш. – материковые, все принадлежат Чили, кроме вост. половины Огненной Земли и о-ва Штатов (States Island), принадлежащих Аргентине. С 1890 г. совершилось отделение Панамы от Колумбии, решены споры между Чили и Аргентиной, Францией и Бразилией, Великобританией и Венесуэлой. Спорной между Бразилией и Боливией остается так назыв. территория Акре, в речной области Мадейры, главного правого притока Амазонки. ПлощадьТыс. кв. км. Число жителейТыс. Столица. Число жителейТыс. Колумбия 1248 3593 Богота 120 Венесуэла 1027 2445 Каракас 72 Бразилия 8337 14334 Рио-Жанейро 523 Уругвай 187 978 Монтеви-део 250 Парагвай 253 636 Асунцион 52 Аргентина(Лаплата) 2886 4926 Буэнос-Айрес 880 Чили 797 3062 Сантьяго 297 Перу 1770 4560 Лима 113 Боливия 1658 1853 Ла Пас 57 Эквадор 300 1204 Квито 80 ГвианаБританская 95 246 Джорджтоун – Гвиана Нидерланд-ская 129 82 Парама-рибо – ГвианаФранцузс-кая 79 30 Кайенна – Южный берег Южный берег – узкая береговая полоса Крымского полуо-ва вдоль Черного моря, между мысом Ласпи и гор. Алуштой (дл. ок. 80 в.). Крымские горы (Яйла) защищают Ю. берег от холодных, сухих, материковых ветров, вследствие чего климат его мягкий, сравнительно равномерный, что делает местность одним из лучших климатических курортов. Здесь расположены гг. Ялта и Алушта, мст. Алупка, Мисхор, Ливадия, Массандра, Гурзуф и многие другие; ежегодно громадный наплыв туристов и больных. Юмор Юмор. – Первоначально на латинском языке слово humor означало жидкость, сок. Другие значения оно получило в связи с средневековой медициной, по которой здоровое состояние человеческого организма зависит от надлежащих свойств и соединения четырех жидкостей, заключающихся в организме. Понемногу название humor стало прилагаться к этому надлежащему соединению телесных жидкостей и обусловленному им здоровому состоянию тела и особенно духа. Таким образом довольно рано слово humor (немец. Нumor, франц. humeur) стало в европейских языках означать настроение, то дурное (у французов), то преимущественно хорошее (у немцев с ХVIII века). Это последнее понимание сделалось основой того своеобразного значения слова Ю., которое оно приобрело в литературе германских народов, особенно англичан, давших высшие образцы этого литературноэстетического жанра. Едва ли, однако, возможно видеть в Ю. лишь литературную форму или эстетическую категорию. Как показал Лацарус, Ю. есть и то и другое, ибо он есть прежде всего особое мировоззрение. Мировоззрениям, основанным на господстве мысли, Лацарус противополагает два мировоззрения, связанных с деятельностью чувства: романтическое и юмористическое. Романтика коренится мыслью в конечном и связывается посредством чувства с миром бесконечного. Ю. противоположен ей: мысль связывает его с миром отвлечений; близкий к субъективному идеализму, он видит в мысли единственную реальность, в духе – творца всего в человеке и в мире; но ему – и в этом его сущность и его отличие от голого умствования – близко также все конечное; свежая непосредственность чувства связывает его с миром конечного. Романтика, оторвавшись от этого мира, поднимается на крыльях чувства и возбужденной фантазии к областям идеального и вечного, никогда не достигая, никогда ясно не познавая их; юмор – также при посредстве чувства – спускается с высот своего идеализма к миpy земному и конечному, чтобы пригреть его своим теплом. Субъективность чувства – область романтики, субъективность мысли – область Ю. Картина психического склада, обусловливающего юмористическое изображение жизни, ясна. В ровной натуре мыслящего и пассивного созерцателя несовершенства жизни не рождают того горячего отпора, к какому они призывают человека боевого и деятельного темперамента. Далекий от порыва вмешаться в борьбу, в сознании своего бессилия решить эту борьбу, он не остается, однако, индифферентным. Он знает цену обеим сторонам, видит слабые стороны своих симпатий и, оставаясь объективным зрителем, никогда не перестает различать своих и чужих. В его изображении нет ни озлобления, ни желчи, ни сатиры; в его освещении жизнь проникнута мягким отблеском доброй усмешки над правыми и виноватыми, над большими и малыми, над мудрыми и наивными. Это глубокое настроение вдумчивого художника, вызванное контрастом между миром идеала и миром действительности, находит себе выражение в юмористическом представлении жизни. Представляя, таким образом, особый склад миропонимания, Ю. естественно находит выражение в особой эстетической категории и в особой литературной окраске. Пользуясь старой классификацией темпераментов, можно, с известными оговорками, сказать, что холерику свойственно патетическое изображение жизни, меланхолику – элегическое, сангвинику – комическое, флегматику – юмористическое. В эстетике, поэтому, важно отграничить Ю. от комического и возвышенного, в литературе – от сатиры. Действие, поверхностно сходное с действием комического, по существу в известном смысле противоположно ему: оно не так порывисто, неожиданностью контраста не вызывает взрыва хохота, но более глубоко и более продолжительно. Легко забывается острота – непреходящим остается в душе настроение, пробужденное тихой, грустной усмешкой Ю. Бывают, конечно, и сочетания комизма и Ю.: отдельные злоключения Дон-Кихота могут быть только комичны, но в своей целокупности судьба благородного рыцаря печального образа есть образец самого возвышенного Ю. В то время как комизм выдвигает лишь забавную, веселую сторону бессмысленного, уклоняющегося от нормы явления, Ю. останавливается на его серьезной стороне или, наоборот, останавливается на смешных сторонах того, что всем представляется серьезным. Поэтому не без основания Ю. определяют, как «возвышенное в комическом». И возвышенное, и комическое основаны на действии контраста. Возвышенное заключается в изображении лиц, характеров, действий или явлений и отношений далеко превосходящих по размерам и значению обычную и общую меру вещей, соответствующую миру. В комическом изображаемые явления оказываются настолько же ниже этой общепризнанной нормы. Итак, контраст между изображением и тем, чего ждет наша мысль, есть основание этих двух категорий. Но в то время как возвышенное и комическое ограничиваются лишь изображением своего предмета, предполагая в зрителе уже готовую меру вещей, контраст с которою и сделает для него предмет возвышенным или комическим, Ю. изображает этот самый контраст. Явление, смотря по точке зрения, может быть великим или малым, разумным или нелепым, идеальным или материальным: Ю. соединяет эти точки зрения – и предмет в его изображении становится не возвышенным или комическим, но тем и другим одновременно, т. е. юмористическим. Равновесие обеих сторон в контрасте – такова характернейшая черта Ю. Казалось бы, нет и не может быть никакого равновесия между действительным явлением и той идеальной нормой, которая служит единственным и непогрешимым мерилом оценки действительности. Но если в идее воплощено все истинное, справедливое и разумное, то и самая несовершенная и неразумная действительность все же имеет пред нею преимущества: во-первых, она существует и этим самым приобретает в душе человеческой самостоятельность, подчас отстаивающую себя вопреки требованиям идеи; во-вторых, самая ценность идеи зависит до известной степени от ее силы претвориться в жизнь: идеи неосуществимые суть мертвые идеи. Связанный жизнью чувства с миром реальным, Ю. исходит из глубокого сознания значительности, ценности и истины идеала. Однако, он не клеймит реальное за его отступление от идеала: он сочувствует ему, находя в нем неисчерпаемый источник для живой деятельности чувства. Но непосредственности в этом чувстве мало: Ю. сентиментален и, быть может, поэтому чувствует такую склонность ко всему наивному, маленькому, обиженному, к людям простым, к детям и старикам. Пассивное и всепрощающее сочувствие к изображаемому есть характерная черта Ю. Если сатире свойственно негодование, элегии – скорбь, то естественным настроением Ю. является тихая грусть, легко переходящая в усмешку. Пафос сатиры обращается против отрицательных явлений, который она сопоставляет с своим идеалом. Элегическое настроение скорбит о потерянном или недосягаемом блаженстве, идиллическое – искусственно воссоздает его. Везде мы сталкиваемся с волевым элементом, везде проявляется деятельное отношение чувства к изображаемому миру. Наоборот, юмор предоставляет миру его несовершенство: он отмечает его – и усмехается. Область сатиры уже: она касается только нравственно-общественных явлений; предвечные законы, правящие судьбой отдельного человека, проходят мимо ее. Оттого она непримирима: Ю. преклоняется пред неизбежным, сатира оставляет противоречие между идеалом и действительностью непримиренным. А между тем, с точки зрения сатирика это примирение было бы возможно, если бы не было виноватых в нарушении закона жизни. И оттого сатира, негодуя, ожесточает нас, а Ю. успокаивает. Сатирик склонен к пессимизму, юморист – к оптимизму; сатирик – идеалист, юморист – реалист. Теоретики предлагают еще иные различные попытки классифицировать многообразные явления Ю. Различают три вида юмора – Ю. настроения, Ю. изображения, Ю. характера; выделяют также три его степени: 1) Ю. положительный (или оптимистический, Ю. в узком смысле), 2) Ю. отрицательный, сатирический и, наконец, 3) Ю. примиренный, преодолевший голое отрицание, иронический. Юмористическое отношение к себе или к миру является на первых порах оптимистическим: человек замечает все ничтожное, неразумное и мало сознательно, смеется над ним, сохраняя душевное спокойствие; неразумное в отдельных явлениях не колеблет его веры в великое и разумное. Это отношение сменяется негодующим: отрицательные явления представляются победоносным противником «идеи» в ее чистом виде; «идея» сохраняет свое господство в мысли наблюдателя, срывает маску с ничтожного и предстает во всей своей полноте и нерушимости. Отрицательные явления кажутся на этой высоте ничтожными и вызывают одну иронию, которая – будучи сама соединением резких противоположностей – часто является выражением Ю. Указанные три ступени различаются и в объективном Ю. Великий дар неподдельного Ю. – удел немногих писателей. Здесь мало одного таланта; надо быть широким, не расплываясь в безразличии; надо быть снисходительным и добрым, умея презирать и ненавидеть; надо соединять с естественностью остроумия чуткий такт и сознание меры; надо уметь совместить реализм и идеализм, лавируя между исключительным натурализмом грубой правды и болезненной ирреальностью романтиков. Ю. нет у Жуковского, нет у Золя, нет в литературе декаданса – нет и не могло быть. Говорят, Гегель не выносил и не понимал произведений Жан Поля; это вполне понятно – увлечения и отвлечения мышления, порвавшего связь с миром действительности, не могут ни на какой почве сойтись с Ю., полным непреходящего чувства реального мира. Эта двусторонняя, равно прочная и сильная связь Ю. с миром действительности и с миром идей составляет его характерное отличие. Его здравый смысл чужд идеологии в той же мере, в какой его идеализм чужд безыдейной пошлости практика. Величайшее произведение Ю., «Дон Кихот», есть в одно и то же время и насмешка здорового ума над фантазиями безумца, и торжество глубокого идеализма над грубым и пошлым здравым смыслом, «умом глупца». Классической древности почти чужд настоящий Ю., равно как и средним векам, в искусстве которых много самой резкой сатиры, самого грубого комизма, но нет Ю., ибо средневековой Европе еще чужда та субъективная душевная самобытность, которая составляет условие Ю. Лишь начало новой эпохи – вместе с произведениями Шекспира и Сервантеса – дает образцы высочайшего Ю. Примером и символом отношения классического искусства служит для Лацаруса сопоставление античного хора и шекспировского шута. И тот, и другой являются в драме представителями разума, рассуждения, пассивного сочувствия той или иной стороне, но у Шекспира разум находит олицетворение в том, кто для всех является дураком – и в этом заключен символ трагического бессилия разума; возвышенны мысль и мотивы шута, ничтожна и смешна его внешность: в этом глубокий Ю. его образа. В ХVIII веке Англия создает особую форму романа, проникнутого Ю. – и эта форма удерживается в английской литературе до нашего времени, дав таких представителей, как Стерн и Диккенс. Они оказали влияние также на немецкую литературу, но юмористические произведения Тюммеля, Гиппеля, Жан Поля Рихтера не достигли такого всемирно-исторического значения, какое имели английские юмористы, а юмористический элемент в произведениях романтиков – Тика, Клеменса Брентано, Кернера – искусствен и натянут. Среди немецких писателей XIX в. выделяются по своему неподдельному и живому Ю. Фриц Рейтер, Готфрид Келлер, Густав Фрейтаг; из более новых называют Генр. Зейделя, Ганса Гофмана, Э. фон Вольцогена, О. Э. Гартлебена. Замечательными представителями глубокофилософского Ю. гордятся также скандинавские литературы. Наоборот, в романских литературах, в среде более склонной к пафосу, чем к тихому сосредоточению, Ю. дал мало выдающихся образцов, и самый термин имеет иной оттенок значения. В высшей степени присущ здоровый юмор славянским литературам; в польской в нем заметнее оттенок сентиментальности, в русской он резче, подчас приближаясь в сатире. Ю. запечатлены чуть не все первоклассные дарования, составляющие гордость русской литературы – и попытка усмотреть в Ю. «ахиллесову пяту» Тургенева едва ли может быть признана основательной. Не только в общем отношении писателей к изображаемому миру отразился этот Ю., но особенно в целом ряде глубоко жизненных фигур, от Савельича Пушкина до Максима Максимыча Лермонтова, от «Старосветских помещиков» – Гоголя до «Бедных людей» Достоевского. Тот «видимый миpy смех и невидимые слез», которые считаются формулой Гоголевского Ю., дают антитезу более резкую, чем это наблюдается в Ю., почти сатирическую; и действительно, в том смехе, с которым Гоголь изображал своих чудовищных героев бесконечной пошлости, совсем не чувствуется характерного для Ю. примирения и сочувствия. Взглянули на мир сквозь призму Ю. также следующие литературные поколения; превосходные образцы Ю. мы находим в произведениях крупных и второстепенных писателей – Слепцова, обоих Успенских, Кущевского, Горбунова, Лескова, Короленко, Чехова. Ср. Lazarus, «Das Leben der Seеle» (3 изд., 1883, т. I); Lipps, «Komik und Humor» (1898); J. P. Richter, «Vorschule der Aesthetik»; Vischer, «Aesthetik» (т. I); Bahnsen, «Das Tragische als Weltgesetz und der Humor als asthetische Gestalt des Metaphysischen» (1877). А. Горнфельд Юнг Юнг (Thomas Young, 1773 – 1829) – английский ученый, по профессии врач. Из его произведений особенно выдаются: «A syllabus of a course of lectures on natural and experimental philosophy» (Лондон, 1792), где он впервые дал объяснение важнейших явлений зрения и установил закон интерференции света; «A course of lectures on natural philosophy and the mechanical arts» (ib., 1807), наиболее полное в то время английское сочинение по физике; «Elementary illustrations of the celestial mechanics of Laplасе» (ib., 1821); «Remarks on Egyptian papyri and on the inscription of Rosetta» (1815); «Account of some recent discoveries in hieroglyphical literature» (ib., 1823) и «Egyptian dictionary» (ib., 1829). Собрание его «Miscellaneous works» (Лондон, 1855), вместе с биографией Ю. издали Peacock и Leitch. Ср. «Memoirs of the life of Thomas Young» (Лондон, 1831). Юнона Юнона (Juno) – древне-италийская богиня, параллельное Юпитеру женское божество, связанное с ним по имени (Juno, из Jovino; существует также название богини – Jovia) и в культе. Так, культом Юпитера заведывал flamen Dialis, культом Юноны – его жена flaminica; Юпитеру приносились в жертву белые быки, Ю. – белые коровы; Юпитеру были посвящены иды, Ю. – календы, Юпитер имел прозвание между прочим Lucetius, Ю. – Lucetia или Lucina; Юпитер и Ю. посылали дождь, олицетворяли воинственную отвагу и победу, и оба божества носили царский титул. Мало-помалу первоначальное слияние их в культе ослабевало, и наконец Ю. обособилась как богиня покровительница женщин и их жизни, поскольку эта последняя, по верованию древних италийцев, находилась под влиянием луны. Наряду с многочисленными празднествами, существовавшими в честь Юпитера, в римском календаре не было ни одного общегосударственного праздника, прямо относящегося к Ю.; посвященные Ю. календы считались присутственными днями, тогда как иды (дни Юпитера) относились к числу праздников (feriae). Культ Ю. был распространен по всей Италии, включая Этрурию. В общем своде римских религиозных представлений и обрядов нашли себе место все особенности отдельных местных культов Ю., отчасти как пережиток, сохраненный населением от древней доисторической эпохи, отчасти как заимствование, явившееся следствием завоевания городов – хранителей того или иного культа. Пережитком древнего культа Ю. в Риме является обряд объявления народившейся новой луны и нон, совпадавших с первой ее четвертью. На вершине Капитолия находился храм Ю. Монеты (Советницы, по другому толкованию Невесты, впоследствии при храме был устроен монетный двор, причем эпитет богини стал употребляться для обозначения как самого здания, так и монет), освященный в 344 г. до Р. Хр. и сооруженный, по-видимому, на месте старого. День основания этого храма приходился на 1-е июня – месяца, посвященного Ю. (Junius, из Junonius). Другой древний храм богини находился на Эсквилине, где первоначально стояла роща Ю. Люцины. Здесь 1 марта происходил носивший семейный характер праздник женщин Matronalia: приносились жертвы и возносились молитвы за брачное счастье, мужья делали подарки женам, женщины угощали рабов. Третьим местом культа Ю. в Риме был Капитолийский храм, где Ю. Царица имела свою нишу рядом с Юпитером и Минервой. В честь Ю. Царицы в 179 г. был сооружен самостоятельный храм при Фламиниевом цирке. Как богиня небесного и в частности лунного света (Lucina), Ю. имела особое влияние на жизнь женщины, размеренную по месяцам, и в период беременности; ей же приписывали силу помогать родильницам; под покровительством ее стоял обряд бракосочетания, с которого начиналась жизнь женщины. Богиня приводила невесту в дом жениха (Iterduса, Domiduca); ее призывали при намазывании мазью дверных косяков в доме новобрачныХ (J. Unxia), при распоясывании пояса невесты (J. Cinxia) и вообще при заключении брака (J. Juga); как Fluviona, она облегчала кровотечение во время менструаций; как Ossipago, помогала развитию зародыша; как Lucina, призывалась женщинами (подобно греческой Илифии) при разрешении от бремени. В ее кассу при Эвквилинском храме вносили за новорожденных детей определенную сумму денег (stips). Ю. посылала плодородие: отсюда роль козлиной шкуры – символа страсти – в культе Ю. (и Фавна). В октябрьские ноны (7 октября) на Марсовом поле приносили жертву Ю. Сuritis, как богине плодородия и воинственной отваги, представительнице и покровительнице семейного и родового быта, государственными органами которого были кypии. Позднее, с проникновением греческих религиозных представлений и культов в Рим, греческая Гера ассимилировалась с Ю. Со II-й Пунической войны Авентинская Ю. Царица участвует наряду с греческими божествами в священнодействиях, которые назначались в отдельных случаях блюстителями греческой религии и обрядности – децемвирами sacris faciundis. Под влиянием греческих религиозных представлений Марс стал именоваться сыном Ю. и Юпитера. Кроме индивидуальной богини римского Олимпа – Ю., в римской религии известны еще юноны, опекавшие жизнь отдельных женщин: у каждой женщины была своя юнона, точно так же, как у каждого мужчины был свой личный покровитель – гений. Ср. Preller, «Romische Mythologie» (Берлин, 1881, 3 изд., стр. 271 и след.); Roscher, «Studien zur vergleichenden Mythologie der Griechen und Romer. II. Juno und Нега» (Лпц., 1875); Aust, «Die Religion der Romer» (Мюнстер, 1899, стр. 125 и след.); (G. Wissowa, «Religion und Kultus der Romer» (Мюнхен, 1902, стр. 113 и след.). Н. О. Юпитер Юпитер (Juppiter, Jupiter) – древне-италийский бог небесного света или светлого неба, с его атмосферными явлениями – дождем и грозою, податель плодородия, изобилия, победы, помощи, исцеления, высший источник и охранитель правопорядка, верности, чистоты и наконец верховный, «всеблагой и всесильный царь богов и людей». В древнейших ритуальных формулах он призывался, подобно Марсу (Marspiter), как oтец – название, которое вошло, второй составной частью ( – piter), в слово Ю. Что касается первой части слова, то она раскрывает внутреннее содержание понятия божества: корень iоv или diov, повторяющийся в лат. словах divus, dius, deus, dies, interdiu, в греч. ZeuV (из DgeuV), означает светить, cиять, причем обе разновидности, корня, iov и diov, встречаются в италийских диалектах – древне-латинском и оскском. Кроме позднего и обычного названия бога – Juppiter – встречаются более древние и областные, Diovis, Jovis, Diovispater, Juvepater, Jupater и сохранившееся в культе фециалов Diespiter. Первоначальное значение слова Ю., как божества небесного света и неба, подтверждается выражением sub Jove (= sub divo – под открытым небом). Как бог света (J. Lucetius), Ю. почитался на возвышенностях и символизировал собою свет не только дневной, но и ночной: оттого ему были посвящены дни полнолуния (иды), когда небесный свет господствует целые сутки; к этим же дням приурочивались праздники освящения большинства его храмов (13-го сент. – храма Всеблагого Всесильного Ю., 13-го апр. – храма Ю. Победителя, 13-го июня – храма Непобедимого Ю.) и два пиршества (epula), устраивавшихся 13 сент. и 13 ноября. В каждые иды, которые назывались Jovis fiducia (залог небесного присутствия Ю.) и feriac Jovis (праздник Ю.) в торжественной процессии вели по священной улице на Капитолий белую овцу (ovis ldulis), которую фламин закалывал в честь бога на северной вершине холма. Олицетворяя светлое небо (J. Serenus), Ю. управлял и небесными явлениями – дождевыми и грозовыми тучами, причем италийцы, создав такое представление, выразили его не в живых образах и мифах, а лишь в обрядах и связанных с ними молитвословиях. Во время жары у Ю. выпрашивали дождь и призывали его как J. Elicius, или Imbricitor, или Pluvins, или Pluvialis, как щедрого бога (Almus, Frugifer), питающего живительной влагой луга, нивы и виноградники. Во время засухи совершался обряд aquaelicium (собств. выманивание воды) при участии lapis manalis (дождевой камень), который лежал перед Капенскими воротами близ авентинского алтаря Ю. Элиция. Этот камень, имевший форму кружки, из которой по каплям выпускали воду, понтифики тащили в процессии по всему городу, причем в обряде участвовали магистраты (без знаков их служебного достоинства) и матроны с распущенными волосами и босыми ногами. Оросительная процессия оканчивалась на Капитолии обычными жертвоприношениями. Уповая на милость плодоносящего бога, поселяне перед посевом осенью и весною предлагали Ю. угощение (daps), призывая его как Juppiter Dapalis. Как Ruminus (кормящий грудью), Pecunia (покровитель скота), Liber или Libertas (ниспосылающий обилие; храм J. Libertas находился на Авентине), он посылал людям обилие и плодородие. Особым покровительством его пользовались виноградари: так 19 августа происходило празднество Vinalia rustica, освящавшее начало сбора винограда, причем самое открытие виноградного сезона происходило при участии Юпитерова жреца (Flamen Dialis; flamеn от flag-men=coжигaтeль, ср. рус. жрец жер-тва, от гор-еть, жар), который срезывал первую гроздь и закалывал в честь бога теленка. На 11-е октября приходился праздник Meditrinalia, когда по окончании сбора винограда пробовали свежий сок вместе со старым вином, произнося слова novum vetus vinum bibo, novo veteri vino morbo medeor (пью новое, пью старое вино, изгоняю болезнь новым, изгоняю старым вином). Наконец, 2З-го апреля, в праздник первых Виналий (Vinalia priora), вскрывали вино последнего сбора, совершая в честь Ю. возлияние (calpar). – Но плодоносное облако сгущается в грозовую тучу – и Ю. предстает перед нами в образе грозного бога и молнии: как J. Fulgur или Fulgurator (бог яркой молнии), J. Fulmen или Fulminator (бог молниеносной стрелы), J. Tonans или Tonitrualis (бог грома – со времени имп. Августа, который по случаю чудесного спасения своего от грозы построил в честь Ю. храм на Капитолии, освященный в 22 г. до Р. Хр.), J. Summanus (бог ночной грозы) и Veiovis (бог вредоносной грозы). Признавая грозу проявлением божественной воли, римляне старались направить эту волю, в свою пользу и, наученные этрусками, отвращали грозовые явления посредством обрядов, которые были изложены в особых грозовых книгах (libri fulgurales, I. tonitruales). Tе же книги давали указания, как поступать с предметами и местами, пораженными молнией. Так, если молния ударяла в землю, то комочки последней тщательно собирались и зарывались (fulgur condere), самое же место заделывалось в форме четырехугольного открытого саркофага, имевшего вид колодца (рuteal). Деревья, разбитые молнией, убирались, и на месте их разводились новые; человек, пораженный молнией, погребался на том же месте, а оставшийся в живых приобретал славу избранного любимца Ю., переходившую в потомство. Символом Ю., как грозового божества, был кремень (silex), хранившийся в древнейшем святилище бога на южной вершине Капитолийского холма: этот кремень имел ближайшее отношение к религиозно-правовой практике коллегии жрецов-фециалов, причем Ю., призывавшийся под видом этого кремня (J. Lapis), назывался J. Feretrias (Ю. разитель – от ferire=бить, разить). В связи с культом Ю. Феретрия стоит представление об этом боге, как источнике и блюстителе правового порядка, истины, верности; сам бог (= камень), закалывая жертвенное животное (свинью), скрепляет договор и налагает обязанность соблюдения его на договаривающиеся стороны. В частной жизни, равно как и в общественной, клятва именем Ю. камня считалась самой священной. В близком отношении к Ю. Феретрию стоят Dins Fidius (Бог верности) и Fides (Верность); кроме того та же идея святости правового начала и собственности заключается в образе Ю. Термина, охранителя границ. Так как Ю. Феретрий скреплял договоры, то он вместе с тем наказывал их нарушителей; поэтому его призывали граждане, воевавшие с неприятелем, нарушителем договора. Если римскому полководцу удавалось убить в единоборстве предводителя врагов, он посвящал снятые с него доспехи – богатую добычу (spolia opima) – в храм Ю. Феретрия. Вообще Ю., подобно Марсу и Квирину, во время войны был покровителем правоверной стороны: он подавал победу (Victor, Invictus), помощь (Opitulus), повергал врага на спину (Supinalis), внушал воинственный пыл (Impulsor), придавал устойчивость войску (Centumpeda, Stator), обращал врагов в бегство (Versor), посылал богатую добычу (Praedator). Особо выдающимися были культы Ю. Статора и Виктора. Ю. Статор имел в Риме два храма, из которых один, находившийся на Новой улице, близ древних ворот, ведших на Палатин (Porta Mugonia), был основан во исполнение обета, данного Марком Атилием Регулом в 294 г. во время III-ей Самнитской войны, а другой, построенный Квинтом Цецилием Метеллом Македонским после его триумфа (146 до Р. X.), находился рядом с храмом Юноны Царицы при Фламиниевом цирке. Храм в честь Ю. Виктора был сооружен на Квиринале во исполнение обета, данного Квинтом Фабием Максимом в 295 г. – исключительно политический характер преобладает в культе Капитолийского Ю., Всеблагого, Всесильного (Juppiter Optimus Maximus), который олицетворяет собой всю силу государственной власти и мощи, до сознания которой мог подняться римский народ. Древнейший храм этого бога был освящен, по преданию, в первый год республики консулом Марком Горацием на Капитолии, причем, вероятно под греческим влиянием. Ю. Капитолийский в культе соединился с Юноною и Минервою. Та же Троица (Триада), до основания Капитолийского храма, имела свое святилище (впоследствии называвшееся Capitolium veins) на Квиринале. Днем основания храма было 13 сентября (сентябрьские иды), когда устраивалось в честь Ю. пиршество (ерuIum); на этот же день в первое время республики приходилось начало гражданского года. Как сакральный центр государства, капитолийское святилище участвует во многих актах религиозногосударственной жизни Рима. Так, в день вступления магистратов в должность совершалось на Капитолии торжественное жертвоприношение, во время которого консулы закалывали белого быка и произносили обеты; то же происходило при отправлении магистратов в провинции к войску. Далее, торжество триумфа служило как бы актом благодарственного священнодействия в честь Ю., которого изображал сам триумфатор. Подобно Ю., последний при въезде в город на колеснице (quadriga), был одет в тунику, расшитую пальмовыми ветвями и изображениями победы и пурпуровую тогу, украшенную золотом; в правой руке у него был скипетр из слоновой кости, увенчанный изображением орла; над головой его красовался золотой венок; лицо его, как лицо статуи бога, было окрашено в ярко-красный цвет суриком (minium). Достигнув в торжественной процессии храма Ю., триумфатор совершал жертвоприношение и возлагал на колена статуи лавровый венок, после чего происходило религиозное торжество. Связанные с триумфальным празднеством игры в честь Ю. (Iudi magni) позднее обособились и под именем Римских игр (Ludi Romani) сделались ординарными, причем, в воспоминание о прежней связи с триумфальным торжеством, магистрат, заведывавший их устройством, являлся в одеянии триумфатора и самая процессия (pompa), двигавшаяся с Капитолия в цирк, была подражанием триумфальной. Главный день Римских игр, с epulum в честь Ю приходился на сентябрьские иды (1З сентября), все же празднество (при Августе) продолжалось с 4-го по 19-е сентября; дни, предшествовавшие пиршеству, посвящались сценическим представлениям, а дни, следовавшие за ним – цирковым, которым непосредственно предшествовал день испытания лошадей (probatio equorum). К тому же культу относились Плебейские игры (Ludi plebei), пиршество которых приходилось на ноябрьские иды (13 ноября) и которые продолжались с 4-го по 17 ноября. К октябрьским идам (15-го окт.) приурочивались имевшие местное значение Капитолийские игры (Ludi Capitolini), устраивавшиеся за собственный счет жителями Капитолийского холма. Храм Ю. Капитолийского был заложен, по преданию, при Тарквиниях и выстроен, в архитектурном стиле этрусков, из местного туфа. Изображение Ю., сделанное из глины в Этрурии, помещалось в средней нише храма: статуя бога была одета в пальмовую тунику и пурпуровую, шитую золотом тогу; лицо бога было окрашено в красный цвет суриком. Здесь, в средней нише храма происходили заседания сената в начале гражданского года и в случаях объявления войны. По правую руку Ю. возвышалась в особой нише глиняная статуя Минервы, по левую руку – Юноны. Фронтон храма был украшен изображениями из глины; из глины же была сделана колесница (quadriga) с изображением Ю., возвышавшаяся на верху над фронтоном. Внутри храма и на его стенах помещалось множество приношений, статуй, надписей, таблиц с текстом законов и государственных документов. Сокровищница храма была настолько заполнена коллекцией посвященных богу предметов, что в 179 г. до Р. Хр. была предпринята уборка излишних приношений. Пожар 83 г. до Р. Хр. истребил храм до основания, причем сгорели хранившиеся в подземном помещении Сивиллины книги, но остались неповрежденными стоявшие у входа в храм статуи римских царей и были спасены драгоценности. К 78 г. храм был восстановлен в том же размере, но в более пышном виде и освящен Кв. Лутацием Катулом; статуя Зевса была изваяна из золота и слоновой кости Аполлонием, по образцу статуи Зевса Олимпийского, и привезенные из Эриер Сивиллины книги водворены на прежнее место. В 1-м в. по Р. Хр. храм дважды был истреблен пожаром (в 69 и 80), но восстановлен – в первый раз Becпacиaном, во второй раз Домицианом (в 82 г. по Р. Хр.). С V в. храм не раз подвергался разграблению, а в средние века был разрушен до основания. В XVI в. на месте быв. храма был построен фамилией Каффарелли дворец. На площади перед храмом Ю. находились: жертвенник (аrа), где совершались жертвоприношения триумфаторами, магистратами в день вступления в должность и т. д., а также юношами по достижении ими совершеннолетия; aedes thensarum (помещение, где хранились колесницы богов и весь аппарат, обслуживавший процессии); Curia Calabra, перед которою младший понтифекс объявлял о наступлении нон; Casa Romuli; построенные Домицианом святилища Ю. Спасителя (Conservator) и Хранителя (Custos). Под площадью помещались подземные камеры (favisae), в которых хранилась храмовая утварь. Из скульптур, украшавших в громадном количестве храм и площадь перед ним, упоминаются статуи Ю., Геракла, Либера, Немезиды, Благого исхода, Благой Фортуны, статуи знаменитых римлян, римских царей (Брута, Квинта Марция Рекса, Квинта Фабия Максима, Люция Сципиона, Люция Цецилия Метелла, Цезаря, Августа и многих императоров). В императорскую эпоху политическое значение капитолийского культа сохранялось во всей силе и капитолийская триада занимала в ряду римских божеств первое место, имя Капитолия сделалось символом римской государственной религии и культ капитолийской триады стал распространяться в провинциях. Вне Рима существовали независимые культы Ю. : в Пренесте почитался J. Arcanus, в Тибуре J. Praestes, в Тускуле J. Mains, в Лавинии J. Indiges (отожествленный с Энеем), у вольсков J. Anxur (Anxurus). Наиболее видным из италийских культов был культ J. Latiaris, которого признавал и Рим, как бывший глава и член древнего латинского союза. Храм Ю. Лацийского возвышался на Альбанской горе, где ежегодно происходил союзный праздник Latiar, устраивавшийся римскими консулами или заменявшим их диктатором (dictator feriarum Latinarum), при участии представителей от союзных городов (число их при Тарквинии Гордом, по преданию, было 47). Во время латинского праздника в Лации устанавливался Божий мир и возобновлялись договоры между отдельными государствами. Праздник был переносный (feriae conceptivae) и продолжался четыре дня; при этом нередко, вследствие допущенной в чине отправления праздника ошибки, празднество возобновлялось сначала (instanratio). Обыкновенно feriae Latinae назначались вскоре по вступлении консулов в должность. При Августе, на основании старых записей, была составлена погодная таблица Feriae Latinae, начиная с эпохи децемвиров; она была вырезана на камне и впоследствии ежегодно пополнялась при императорах. Одновременно с отправлением Latiar'a на Альбанской горе совершалось жертвоприношение и устраивалось конное состязание на Капитолии, причем победитель получал дозу абсиния (горького напитка) – символ здоровья и телесной крепости. На Альбанской горе праздновался также триумф победителей, которые по каким-либо причинам не получали разрешение отпраздновать полный триумф в Риме: оппозиционный триумф на Альбанской горе устраивался на счет триумфатора, причем последний, как при oвации, был украшен не лавровым, а миртовым венком. Культ Ю. в Риме состоял в ведении особого жреца – фламина (Flamen Dialis), жившего у подошвы Палатина; кроме того истолкователями воли Ю. по небесным знамениям (interpres Jovis), были авгуры, имевшие на северной вершине Капитолия наблюдательный шатер (auguracuIum). Ю. скреплял брак, заключавшийся per confarreationem (J. Farreus), был покровителем подрастающего юношества (J. Juventus, Adiiltus), которое состояло под охраной богини Ювенты, имевшей свое святилище в храме Капитолийского Ю. В частной жизни Ю. почитался еще как deus penetralis (податель домашнего благополучия) и hospitalis (покровитель гостеприимства). Ср. Preller, «Rоmische Mythologie» (Б., 1881, ч. 1, стр. 184 и след.); Anst, «Religion der Romer» (Мюнстер, 1899); его же статья «Juppiter», у Roscher'a, в «Ausfuhrliches Lexicon der Griechischen und Rоmiscben Mythologie» (II, стр. 619 – 762); Wissowa, «Religion und Kultus der Rjmer» (Мюнхен, 1902, стр. 100 и след. =Iw. Muller, «Handbuch der klassischen Altertumswissenschaft», V т., IV отд.). H. О.  Ссылка на страницу: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона Теги: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона | |
|
| |
ТОП материалов, отсортированных по комментариям
ТОП материалов, отсортированных по дате добавления
ТОП материалов, отсортированных по рейтингу
ТОП материалов, отсортированных по просмотрам
| Всего комментариев: 0 | |